Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Агата Кристи (1947, 1953)

– Доктор Лутц – это действительно доктор Лутц, но он не невропатолог и не психоаналитик. Он хирург, мой друг, хирург – специалист по операциям на лице. Вот почему он должен был встретиться здесь с Марраско. Он сейчас беден, его выгнали из его страны. Ему предложили огромные деньги за то, что он встретится здесь с человеком и изменит его внешность при помощи своего искусства. Возможно, доктор Лутц догадывался, что этот человек – преступник. Но если и так, он закрыл на это глаза. Поймите, они не посмели рисковать и отправиться в частную лечебницу в каком-нибудь зарубежном государстве. Нет, это место наверху, куда никто не приезжает до начала сезона, кроме случайных посетителей, где управляющий нуждается в деньгах и его можно подкупить, было идеальным.

Но, как я сказал, все пошло не так. Марраско предали. Те три человека, его телохранители, которые должны были встретить его здесь и охранять, еще не прибыли, но Марраско действовал без промедления. Офицер полиции, который изображал официанта, был похищен, и Марраско занял его место. Банда устроила аварию на фуникулере – это был лишь вопрос времени. На следующий вечер Друэ убили, а к его трупу прикололи записку. Они надеялись, что к тому времени, как связь с миром восстановят, его похоронят как Марраско. Доктор Лутц сделал операцию, не откладывая. Но одного человека нужно было заставить замолчать – Эркюля Пуаро. Поэтому бандитов послали напасть на него. Благодарю вас, мой друг…

Сыщик грациозно поклонился Шварцу, который сказал:

– Значит, вы действительно Эркюль Пуаро?

– Несомненно.

– И вас ни на минуту не обманул труп? Вы все время знали, что он – не Марраско?

– Конечно.

– Почему же вы не сказали?

Лицо Эркюля Пуаро внезапно стало суровым.

– Потому что я хотел быть совершенно уверен, что передам настоящего Марраско полиции.

И он пробормотал себе под нос:

– Поймать живым дикого эриманфского вепря…

Подвиг пятый

Авгиевы конюшни

I

– Ситуация крайне деликатная, месье Пуаро.

Легкая улыбка промелькнула на губах знаменитого сыщика. Он чуть было не ответил: «Как обычно!», но вместо этого придал своему лицу выражение проницательности и сдержанности, характерное для врача у постели больного.

Сэр Джордж Конуэй продолжал авторитетно говорить. Фразы легко слетали с его губ: крайняя деликатность позиции правительства, интересы публики, солидарность партии, необходимость выступить единым фронтом, власть прессы, благосостояние страны…

Все это звучало хорошо – и ничего не значило. Эркюль Пуаро почувствовал знакомое напряжение челюстей, когда хочется зевнуть, но вежливость не позволяет. Иногда он ощущал то же самое, когда читал отчеты о парламентских дебатах. Но тогда не было необходимости сдерживать зевок.

Пуаро собрался с силами, чтобы терпеливо выслушать собеседника. В то же время он чувствовал симпатию к сэру Джорджу Конуэю. Этот человек явно хотел поведать ему о чем-то – и столь же очевидно утратил искусство просто излагать свои мысли. Слова стали для него средством маскировать факты, а не подавать их. Он был адептом искусства полезной фразы, то есть фразы, которая несет утешение слуху, но совершенно лишена смысла.

Слова лились и лились, лицо бедного сэра Джорджа сильно покраснело. Он бросил отчаянный взгляд на другого мужчину, сидящего во главе стола, и этот мужчина пришел на помощь.

– Ладно, Джордж, – сказал Эдуард Ферриер. – Я ему расскажу.