Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

Как всегда, обед окончился в пять или шесть часов утра. Сталин был немного пьян и в очень хорошем расположении духа. Не было никаких признаков того, что у него что-то не так со здоровьем. Когда мы уезжали, он вышел проводить нас. Он грубо шутил, тыкая меня кулаком в живот и произнося мое имя с украинским акцентом, как делал всегда, когда был в приподнятом расположении духа. Итак, после этой встречи мы все разъехались по домам в хорошем настроении, потому что обед прошел хорошо. А обеды со Сталиным не всегда заканчивались так приятно.

По сообщениям охраны, проводив гостей, Сталин прилег на диван в своей «маленькой столовой» и сказал им: «Вы тоже можете вздремнуть.

Вы мне пока не нужны».

На следующее утро, первого марта, весь персонал ждал его распоряжений. Обычно Сталин просыпался около одиннадцати часов. Охранники начали тревожиться все больше и больше, поскольку из его комнаты не доносилось ни звука весь день. Но его все еще не решались побеспокоить. Наконец, в шесть часов вечера в комнате загорелся свет. Сталин явно проснулся, но так как он никого не звал к себе, никто не решился войти.

Около десяти вечера из Кремля прибыл курьер, который привез почту из Центрального комитета. Охранник Сталина Лозгачев, ответственный за получение почты, твердой поступью прошел в его комнату – к Сталину никто никогда не подкрадывался. В комнате Лозгачев увидел такую картину:

Иосиф Виссарионович лежал на полу, подняв кверху правую руку. Я остолбенел, руки и ноги просто отказывались меня держать… Он не мог говорить… Я бросился к нему и спросил: «Товарищ Сталин, что с вами?»

Тут я понял, что он обмочился, пока лежал на полу… Я сказал: «Может быть, позвать врача?» Он издал какой-то нечленораздельный звук – что-то вроде «дз-дз». Все, что он мог произнести, – это «дз». На полу рядом с ним лежали его карманные часы и «Правда»… Часы показывали 6.30…

То есть, по всей видимости, все случилось в половине седьмого… Я поднял трубку внутреннего телефона.

Когда сбежались другие охранники, Хозяин был уже без сознания. Они положили его на софу в большой столовой. Позвонили Берии, Игнатьеву, который теперь отвечал за личную безопасность Сталина, и Маленкову, который позвонил Хрущеву и Булганину. Потом стали ждать. Лозгачев утверждал, что поседел за ту ночь. Никто не вызвал врача.

Существуют разные версии того, что произошло дальше. Скорее всего, пять членов Политбюро приезжали в разное время, увидели, что Сталин мирно спит и уезжали, раздраженные на охранников за то, что они позвонили. «Не разводите панику», – так сказал охране Берия. Хрущев сказал, что им не нужно быть здесь, когда Сталин проснется утром и обнаружит себя в таком неловком положении: он всю ночь пролежал в собственной моче.

Врачей вызвали только в семь часов утра (по другим источникам – в девять) второго марта, то есть, только спустя двенадцать с половиной часов после удара и через девять часов после того, как он потерял сознание. Существует мнение, что эта задержка была преднамеренной попыткой лишить Сталина медицинской помощи.

Создается ощущение, что все, в том числе приближенные Сталина, были слишком испуганы, чтобы принимать какие-то решения. Если бы Сталин пришел в себя, он мог бы воспринять вызванных к нему врачей как действия заговорщиков с целью лишить его власти. К тому же это было не самое лучшее время для Сталина, чтобы обращаться к услугам докторов.