Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера - Джон Элдер Робисон (2014)

Мы выудили покрышку из сугроба, и я с помощью двух больших ломов надел ее обратно на обод. Затем мы за какие-нибудь полчаса вновь поставили трактор на все четыре колеса. После чего рьяно принялись за расчистку снега перед домом – ведь нужно было освободить место для нескольких машин и для «скорой». Трактор прекрасно справлялся с уборкой снега, и я грустно подумал: как жаль, что отец уже никогда не увидит, как трактор чистит снег, и не сядет за руль.

Запах дизельного топлива, рев двигателя, хлопоты вокруг трактора, – все это отвлекло нас от печальных мыслей. Я показал Медведику, как запускать погрузочное устройство, и мы принялись убирать снег по очереди. В тот день я сфотографировал Медведика – он, с улыбкой до ушей, поднимает огромное ведро снега и вытряхивает на склон холма. Мы расчистили весь снег, вывезли его подальше, а когда закончили с уборкой, то поставили трактор под самыми окнами гостиной и сели ждать отца.

Через некоторое время подъехала машина «скорой помощи», и два санитара вынули через заднюю дверцу носилки с отцом. Завидев меня, он улыбнулся, и с удовольствием посмотрел на трактор. Говорить он почти не мог. Я спросил:

– Хочешь поближе к трактору?

– Нет. Замерз я что-то, – ответил отец, но все равно улыбнулся. Мы с Медведиком помогли внести его внутрь и уложить на кровать. Наконец-то он был дома. Некоторое время я стоял у постели и держал его за руку.

Пришел мой брат – принес несколько старых фотоальбомов, показать отцу. Но у того никак не получалось сосредоточиться. «Потом посмотрю», – пообещал он.

Я обнял отца и сказал: «Я тебя так люблю!» Он едва слышно ответил: «Я тебя тоже».

То была наша последняя встреча. На следующий день, в половине третьего, отец тихо скончался. Я в это время был на работе. День выдался солнечный. Узнав новость, я поспешно поехал домой. Итак, все закончилось. На следующий день покрышку на тракторе снова спустило.

Теперь от отца у меня остались только воспоминания. Вместо отца. Много-много лет у меня не получалось вспомнить ничего хорошего, милого, светлого, только страшное и тягостное. А теперь хорошие воспоминания, которые были мертвы тридцать лет, снова ожили и вернулись ко мне. Надеюсь, я их не утрачу.

Вместе с ними воскресли и другие воспоминания. Сейчас я, пятидесятилетний, явственно чувствую, как покалывает мои босые ноги щебенка на дорожке у дедова дома, и отчетливо слышу хор сверчков. Я чую запах глины, которой славен штат Джорджия, и до меня долетает дымок дедовой трубки. Слышу негромкое «дзынь», будто звук лопнувшей струны, – это я открываю забранную сеткой от насекомых дверь, и вот уже ощущаю прохладу черно-белой каменной плитки под ногами.

Именно ожившие воспоминания – прощальный подарок отца – и дали жизнь этой книге.

Правда, не все воспоминания оказались одинаково яркими и отчетливыми. Кое-что я помнил обрывочно и смутно. И потому, чтобы получить новые ответы, обратился к матери. Долгое время между нами царило отчуждение, но когда я взялся за книгу, мы снова сблизились.

Поначалу мать с трудом приняла мысль о том, что мои воспоминания отличаются от ее, и при этом все равно истинны. Бывало, она восклицала: «Что ты говоришь, ты тогда с нами не ездил!» А я отвечал: «Ездил, я помню, как всю дорогу сидел сзади в нашем „фольксвагене“ и помню, как смотрел на небо». Благодаря совместным усилиям мы много чего вспомнили. Мать задело многое из того, что я о ней написал. После того как мы поговорили по душам, я понял, какие огрехи в ее портрете необходимо исправить – и исправил. Но были случаи, когда мы помнили одно и то же совершенно иначе, или по-разному толковали события, и кое-где мать в конечном итоге согласилась со мной. Думаю, пока я писал эти воспоминания, я постепенно стал лучше понимать ее – то, какой она была, как изменила ее душевная болезнь. Думаю, что и она стала лучше понимать меня.