Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин (1997)

В этот момент, когда мы уже почти чувствуем лёгкость, подымающую нас из тела, всё ещё пытаясь впитать каждую молекулу кислорода, чтобы прожить ещё одно мгновение, внезапно мы вспоминаем, что не являемся телом; никогда не являлись им и никогда не будем! И всякое сопротивление растворяется, когда мы улавливаем проблеск нашего духа, вечного странника. Мы снимаемся с якоря и погружаемся в океан бытия, расширяясь за пределы тела, отпуская ум в свободное плавание.

Я не знаю, можно ли назвать это «моментом смерти», но я уверен, что благодаря такому озарению всё меняется.

Опыт же, который человек переживает как миг воспоминания о выходе из тела, может ощущаться обратным образом в момент возвращения в него – как миг забвения. Похоже, что для обретения тела мы вынуждены оставлять на хранение ключи от некоего фрагмента нашей исконной мудрости, которые могут быть возвращены, когда снова будет обретена пустота. Возможно, по этой причине очень многие сообщают, что никогда не ощущали себя настолько живыми, как в опыте смерти. Или настолько мёртвыми, как в самом сердце жизни.

Из этой безбрежной перспективы мы способны оценить – не ограничиваясь мирскими мотивами – каким превосходным уроком может служить смерть, насколько великолепен и замысловато устроен необыкновенный процесс нашей эволюции.

13

Акт умирания

Вот как переживается умирание:

Чувство облегчения, расширения, свободного полёта.

У некоторых оно возникает с одним плавным выдохом, у других больше напоминает постепенное восхождение.

Хороши оба варианта. И в том и в другом случае сердце озаряет неожиданная радость, и мы движемся туда, куда должны прийти.

Но умирающий отделён от живущего громадным парадоксом – эффектом зеркального отражения в пространстве.

Вещи не таковы, какими кажутся.

На каждом этапе отключения тела что-то в нас освобождается.

Каждое внешнее проявление смерти сопровождается всё большим углублением внутренней оживлённости.

В смерти, как в медитации, чем глубже мы погружаемся, тем труднее нам становится себя определить, и тем более реальными мы себя ощущаем.

Неподвижность – первый внешний признак смерти, но как только растворяется твёрдый элемент, появляется ощущение неограниченности – по мере того, как боль исчезает, сменяясь свободой движения.

Вы будто бы снимаете слишком тесный ботинок.

Затем отключается кровеносная система, при этом элемент жидкости втягивается уходящей жизненной силой, раскрывая внутри ощущение усиливающейся текучести.

Это чувство, что вы больше похожи на океан, чем на гальку.

Тело остывает, когда элемент огня сосредотачивается в сердце и выходит через макушку головы.

Мы чувствуем, как поднимаемся вверх, подобно теплу, излучаемому шоссе, что нагрето солнцем.

Наконец, тело становится жёстким и начинает больше напоминать мрамор, чем плоть, когда элемент воздуха исчезает в пространстве, а лёгкость растворяется в чём-то ещё более лёгком.

Внутренний процесс продолжается, сохраняя в смерти и за пределами умирания чувство безграничного расширения, неограниченных возможностей.

Уходить из тела – как наблюдать за таянием кубика льда.

Мы теряем определяющую нас форму, возвращаясь к своему изменчивому центру, и испаряемся, как дым.

Расширяясь, чтобы наполнить комнату – в незримой и вечно сущей форме.

Подобно кубику льда, мы претерпеваем колоссальные внешние изменения, но они не затрагивают нашей сущности.

То, что однажды было кубиком льда, до сих пор всецело остаётся водой.

И мы, как и прежде, остаёмся той необъятностью, которой нельзя дать имя.

Вот на что похож уход в смерть.

Смерть – совершенно другая тема.

Как бы то ни было, словами Ондреа, «жизнь – простейшая форма бытия».

14

Созерцание умирания