Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Улыбка Ля Россы лучилась радостью. Она посмотрела на великана и заплакала.

Но не от страха. Бледное, худенькое лицо сморщилось от жалости.

– Где твои глаза? – всхлипывала Ля Росса. – Где твои глаза?!

Из маленького свертка в ее руках тоже послышался плач.

Глава 25

Мышки

Паскаль спала, и ей снился Тангейзер. Она думала о нем, когда лежала на подушке, надеясь, что он ей приснится, и он приснился. Одни картины – даже во сне девочка пыталась продлить их – были эротическими. Другие – кровавыми, когда они с мальтийским рыцарем сражались вместе, и это ей тоже очень нравилось. А иногда она видела своего кумира раненым и одиноким, осаждаемым чудовищами, превосходившими его если не по силе, то по численности.

Проснувшись, Паскаль смогла вспомнить только последний сон. Потом она вспомнила, что его жена мертва. «Я почти взрослая и могу выйти замуж», – тут же подумала девушка.

Не открывая глаз, она представила сражение, разыгравшееся на лестнице ее дома.

Когда отец экспериментировал с рисунками и резьбой для нового шрифта – большинство существующих он считал плохо читаемыми, – то полностью отдавался этому занятию. Забывал обо всем. Точно так же вел себя Тангейзер, когда убивал, только действовал он гораздо быстрее и решительнее. Для него не существовало ничего, кроме убийства. Мысли, конечно, оставались, только все они были сосредоточены на цели. Ни страхов, ни сомнений, ни жалости. Лишь действия и решения, меняющиеся в зависимости от обстановки, – так ласточка управляет своими крыльями. Это было красиво. Разве Матиас мог это не любить? Разве ласточка может не любить полет?

Рыцарь сказал, что у тех девятнадцати убитых не было шанса, и, кажется, Паскаль поняла почему. Дело было не только в том, что он знал об искусстве боя больше, чем тысяча таких людей. Просто его противники взяли с собой много лишнего, в том числе друг друга и свои страхи. Им казалось, что они вместе и этого достаточно. Они думали о том, что должно произойти, а не о том, что им делать. Никто из них по-настоящему не умел принимать решения. И поэтому им ничего не оставалось, кроме как умереть.

Открыв глаза, Паскаль увидела Мышек, которые сидели на другой кровати лицом друг к другу и играли на пальцах в какую-то известную только им игру. Младшая Малан перевернулась на бок и принялась наблюдать за ними, ожидая, пока окончательно пройдет сон. Ей и раньше приходилось видеть этих близняшек на улицах, но не обращала на них особого внимания – не больше, чем на тысячи других жалких и несчастных людей. Но теперь она вспомнила, что говорил Тангейзер об их мужестве и о том, что человеческая злоба уничтожила их достоинство, и девочке стало стыдно. Она удивилась, как человек, видевший столько крови, смог понять таких маленьких и несчастных.

– Как вас зовут? – спросила она.

Близнецы прервали игру, будто их застали за чем-то запретным. На вопрос они не ответили.

– Вы умеете разговаривать? – вновь попыталась вступить с ними в беседу Паскаль.

Девочки обменялись взглядами и без слов пришли к общему решению.

– Что ты хочешь, чтобы мы сказали? – спросила одна из них.

– Мы скажем все, что ты хочешь, – добавила другая.

– Скажите, как вас зовут.

– Настоящие имена или для работы?

Паскаль вспомнила. Их учили угождать. Мысль о том, что ей будут пытаться угодить, совсем ее не привлекала – по крайней мере, если это будут делать из чувства долга. Но изменить близнецов она тоже не надеялась – ведь в них убили достоинство.

– Конечно, настоящие. Меня зовут Паскаль, а мою сестру Флер, – сказала девушка как можно мягче.

– Мы знаем, – сказала одна из сестер. – Я Мари.

– А я Агнес, – прибавила другая. – Тибо говорил, что это не очень красивые имена.

– Он ошибался. А теперь вы спросите меня. Все, что угодно.

– Тот смешной мужчина вернется? – поинтересовалась Мари.