Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– Умри в крови своих братьев, которую ты пролил.

Удар булавой был страшен – от такого могло расколоться бревно, но на этот раз рука Тангейзера не дрогнула. Шипы глубоко вонзились в череп гугенота, и железный шар застрял в его голове, словно рос прямо из нее. Тангейзер отпустил рукоятку булавы, и Бенедикт, падая, потянул ее за собой.

Октавьен захлебывался кровью, лившейся в горло из раздробленного лица. Матиас заколол его ударом в сердце. Потом он повернулся к подростку. Ему не хотелось причинять парню вреда: наоборот, иоаннит стремился проявить уважение, приличествующее ситуации.

– Для тебя в этом нет бесчестья, – объявил он. – Заключим мир?

Подросток не отвечал. Ошеломление вытеснило его горе.

– Скажи, как тебя зовут? – спросил Тангейзер.

– Юстус. – Голос парня дрогнул. – Они, мои братья, называли меня Юсти. Я младший.

– Вложи меч в ножны, Юсти. И возвращайся к своим гугенотам.

Юноша сжал губы, борясь со своими чувствами. Его меч с лязгом упал на землю.

– Подними, – сказал госпитальер. – Покажи им, что у тебя есть гордость. И иди.

Плечи юноши дрожали. Тангейзер кивком указал на упавший меч. Юсти поднял его и вложил в ножны. Потом он повернулся и, спотыкаясь, пошел прочь. Матиас сплюнул подкатившую к горлу желчь и посмотрел на приближавшегося к нему Доминика Ле Телье, которого сопровождали два гвардейца. Гугеноты начали расходиться. Доминик остановился перед ним.

– По правилам дуэльного кодекса тела принадлежат вам. Можете поступить с ними, как пожелаете.

– Скормите их собакам.

– Воля ваша.

Ле Телье кивнул гвардейцам. Но вместо того, чтобы заняться трупами, они встали по обе стороны от Тангейзера, с алебардами на изготовку. К их удивлению, рыцарь отступил назад и, описав дугу, занял позицию на одной линии с ними. По сравнению с мечом алебарда – медленное оружие, и ее лучше всего использовать при совместных действиях или против нескольких противников. Оба гвардейца не производили впечатления искусных или даже относительно опасных бойцов. Со своей позиции Матиас мог без труда достать колени первого, а затем обрушиться на второго. Первый, похоже, это понимал.

– Объясните, в чем дело, или вам придется отвечать за последствия, – заявил им госпитальер.

– Стоять, – приказал Доминик, и гвардейцы застыли в своей невыгодной позиции.

Тангейзер описал полукруг, надеясь, что гвардейцы не двинутся с места, и его расчет оправдался. Когда он приблизился к Ле Телье на расстояние атаки, тот понял свою ошибку, но отступать ему уже было некуда.

– Вы арестованы, – громко сказал он.

– Я не нарушал закон, – возразил иоаннит.

– Это ради вашей защиты.

– Защиты от кого?

– Эти люди отведут вас в помещение – уверяю вас, вполне удобное.

Матиас взмахнул мечом, кровью Октавьена прочертив полосу на груди Доминика. Тот поморщился. Гвардейцы напряглись, но Ле Телье проглотил оскорбление. Его хозяин, кем бы он ни был, мог с полным правом гордиться самообладанием своего подчиненного. Тангейзер же хотел, чтобы его самого считали вспыльчивым человеком.

– Я не сдам оружие никому, кроме своего господина Анжу, – заявил он.

Этот намек на знакомство с братом короля заставил Доминика задуматься.

– Благородному человеку даже под арестом можно оставить меч. Лакея тоже. Даю слово – больше никакого кровопролития.

– Скажите, кому вы служите.

– Не могу.

Госпитальер поднял меч и приставил его к горлу Ле Телье.

– Вам достаточно знать, что на ваше милосердие я надеюсь больше, чем на его, – с усилием выговорил тот.