Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Рю-дю-Тампль по-прежнему была безлюдна. Рядом с входной дверью стоял массивный деревянный стул, настолько неуместный здесь, что граф де Ла Пенотье не сразу обратил на него внимание. На тротуаре рядом со стулом стояла оловянная чаша, наполовину наполненная вином. Тут же лежала мертвая собака. Матиас сел на стул, поднял чашу, понюхал вино, отхлебнул, прополоскал рот и выплюнул, но потом сделал большой глоток. Хорошее вино! Из кармашка на ремне рыцарь достал точильный камень и опустил его в вино, чтобы тот размок. Его подопечные вернулись с заплесневелым куском мешковины.

– Мы нашли это в погребе, – сказал Юсти. – Если хотите…

– С вашего позволения… – добавил Грегуар.

– …Мы накроем этим вашу жену. И уберем стул.

– И прочтем над ней молитву.

– Я не против, – сказал Тангейзер. – Думаю, она тоже. Спасибо.

– Вы тоже должны за нее помолиться, – сказал Грегуар.

– Я много чего должен был сделать для Карлы, но не сделал.

Нахмурившись, иоаннит посмотрел на рубаху своего лакея, под которой что-то шевелилось.

– Мы отважные, стойкие и преданные товарищи? – спросил Юсти.

– Что у тебя там? – не ответив ему, обратился Матиас к Грегуару.

– Это мы тоже нашли в погребе, – мальчик вытащил из-под рубашки и поднял за шкирку маленькую, некрасивую, но мускулистую дворняжку. Она тяжело дышала, оскалив зубастую пасть и выкатив блестящие от страха глаза. Задняя половина туловища у нее обгорела и представляла собой чередующиеся пятна из опаленной шерсти и голой кожи.

– Можно мы возьмем его с собой? – спросил Юсти.

– Он будет нас задерживать, – возразил Тангейзер.

– Хозяин, я уверен, он может бегать быстрее нас, даже быстрее Клементины! – принялся убеждать его Грегуар.

– И он будет охранять нас, пока мы спим, – добавил гугенот.

– Он очень храбрый, – объявили они почти одновременно.

– Я против. От него воняет, – покачал головой госпитальер.

– Мы его вымоем, – пообещал Грегуар.

– Со спины Клементины вы не почувствуете его запах, – прибавил Юсти.

– Похоже, вы сговорились.

Тангейзер вытащил из вина оселок и достал отобранный у гугенота кинжал. Осмотрев лезвие, он решил уменьшить угол заточки. Мальчики попятились.

– Что вы собираетесь делать? – испуганно спросил молодой поляк.

– Подправить клинок.

В утреннем свете стала видна надпись на лезвии у самой рукоятки. На одной стороне было выгравировано: «Fiat justitia», на другой: «et pereat mundus».

– Можешь прочесть, Юсти? – спросил иоаннит.

– «Пусть погибнет мир, но свершится правосудие».

– Наши цели, моя и этого кинжала, совпадают, – усмехнулся Матиас.

– Это девиз императора Фердинанда, который умер десять лет назад, – объяснил Юсти.

– Ты много знаешь.

– Габсбурги претендовали на польский трон точно так же, как французы.

Тангейзер провел лезвием по оселку. Скрежет стали успокаивал его. Окружающий мир погружался в пучину безумия, но этим двум материалам можно было доверять – твердое оттачивалось еще более твердым.

Грегуар попытался вновь запихнуть пса под рубашку, но тот извивался, сопротивляясь изо всех сил.

– Мы не давали ему никакой клички, на тот случай если вы решите его убить, – сказал Юсти.

– Со смертью того, у кого есть имя, смириться труднее, – согласился с ним госпитальер.

Мальчики кивнули.

– Вы защищали свои чувства за его счет. Потерю безымянной собаки легче пережить – но безымянную легче и убить, – продолжил их покровитель.

Грегуар и Юсти с тревогой переглянулись, а потом посмотрели на кинжал.

– Разве имя не превратило Клементину из ломовой лошади в миф? – спросил у них рыцарь.

Подростки открыли рты, собираясь возразить, но Тангейзер остановил их: