Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Тангейзер сидел рядом с мертвой собакой в сточной канаве и точил клинки. Он выпил все вино из чаши. Его слезы влились в реки слез, которые были и будут пролиты, и унеслись в вечность.

Часть третья

Ложные тени истинных вещей

Глава 11

Кокейн

В двухколесной тележке на пропитанном кровью матрасе Карла и ее нерожденный ребенок двигались на запад, в самое сердце Вилля. Во Дворы, в королевство Кокейн.

Узкая улица была пустынной, если не считать их каравана с награбленным добром – целых пять тележек, на первой из которых восседала Карла. Впереди шел Гриманд, а между тележками сновали выжившие собаки, забывшие о недавних унижениях и надеявшиеся на вознаграждение. Пепин и Биго, самые крепкие из шайки, тащили тележку Карлы. Они гримасничали, стирая струйки пота, оставлявшие дорожки на их грязных лицах. Им приказали не разговаривать с «дамой с юга», и они не осмеливались даже смотреть в ее сторону. Антуанетта свернулась калачиком у ног Карлы, вцепившись в ее юбку: за все время пути девочка не произнесла ни слова. Итальянка была благодарна ей за молчание: ей нечего было предложить малышке, кроме шанса на жизнь. Остальное – все, что она имела, включая ее саму, – нужно ее ребенку.

Графиня де Ла Пенотье чувствовала себя абсолютно беззащитной, словно голой. Ноги ее были мокрыми и липкими. Отошедшие воды оставили темные пятна на золотистой ткани платья. Боль в спине усилилась, и Карла уперлась ладонями в бедра, но облегчения это не принесло. Переднюю часть тележки Гриманд нагрузил ее вещами: сверху лежали футляры с музыкальными инструментами и лук Алтана. На дно бросили сложенный вдвое матрас и гору подушек, но, несмотря на этот широкой жест, женщине было неудобно. Хотя другого она и не ждала.

На пересечении с более широкой улицей король Кокейна поднял руку, и караван встал, после чего его предводитель куда-то исчез – казалось, надолго. Банда по-прежнему молчала, и это поначалу удивило Карлу, но потом она поняла, что их профессия требует дисциплины. Кроме того, страх перед главарем, подкрепленный совсем недавней расправой над одним из них, был почти осязаем. В наступившей тишине графиня обратила внимание, что весь город тоже словно примолк.

Итальянка привыкла к неумолчному шуму, наполнявшему Париж в дневные часы, и теперь тишина казалась ей странной. Тем не менее Карла чувствовала присутствие множества людей. Словно целый город, подобно банде грабителей, затаил дыхание и ждал. Она вспомнила первый день осады Мальты, когда за час до начала первого сражения над крепостью повисла такая же неестественная тишина.

Гриманд вернулся, вытирая ладони о штаны на бедрах, махнул рукой, и караван снова пустился в путь. Как только тележка тронулась с места, живот Карлы пронзило болью – опять начались схватки.

Женщина встала на колени, отвернулась к заднему борту, ухватилась за него обеими руками и опустила голову, с трудом дыша. Она старалась сдерживать стоны. Боль была невыносимой – Карла не сомневалась, что даже смерть не сможет остановить эту боль. Интересно, сколько продлятся ее мучения и не убьют ли они ее? Нет, нельзя об этом думать, такие мысли лишь подорвут ее силы! Природа стиснула роженицу в своем кулаке. Жизнь до предела натянула ее жилы. Водоворот жестокости и насилия затягивал ее. Нужно перестать думать. Мысли – это путь к панике и поражению. Итальянка приказала себе довериться инстинкту и почувствовала странное ощущение счастья, подкатившее к горлу. Словно необъезженная лошадь несется вскачь, а она сидит у нее на спине. Чтобы удержаться на такой лошади, нужно открыть животному свое сердце и душу, слиться с ним.