— Вам не придется слушать долго, мисс Клиффорд, мне, как бедному точильщику Кенинга, нечего рассказывать. Перед вами один из самых бесполезных людей на свете, ничем не отличившийся член класса, который в Англии называется высшим. Человек, не умеющий делать ничего, что стоит делать, кроме стрельбы. Я не получил ни одной профессии, не работал и в результате в тридцать два года превратился в разоренного, потерявшего почти всякую надежду человека.

— Почему вы разорены и утратили надежду? — тревожно поинтересовалась она. Его тон огорчал ее больше всего.

— Я разорен потому, что мой старый дядя, почтенный Джон Сеймур, наследником которого я считался, совершил безумие — женился на девушке, подарившей ему цветущих близнецов. С появлением их на свет исчезли мои надежды на наследство, а также сумма в тысячу пятьсот фунтов, которую дядя ежегодно любезно выдавал мне с тем, чтобы я поддерживал свое положение в свете. У меня были кое-какие собственные средства, но также и долги. В настоящее время счет на две тысячи сто шестьдесят три фунта и четырнадцать шиллингов и маленькая наличная сумма представляют все, что у меня за душой.

— Я не считаю вас разоренным, эта сумма — целое богатство, — с облегчением произнесла Бенита. — Имея две тысячи фунтов, вы можете нажить целое состояние в Африке. А почему у вас нет надежды?

— Мне нечего ждать в будущем. Поистине, когда я истрачу эти две тысячи фунтов, я не сумею заработать и шести пенсов. Стоя перед такой дилеммой, я нашел, что мне остается только использовать свое умение стрелять и стать охотником. Я собираюсь охотиться на слонов, пока какой-нибудь слон не убьет меня. По крайней мере, — прибавил Сеймур изменившимся голосом, — я собирался поступить так еще полчаса назад.

Глава II

Конец «Занзибара»

— Полчаса назад? Почему же… — Бенита замолчала.

— Почему я изменил мой очень скромный план жизни? Мисс Клиффорд, если это достаточно интересно, я вам скажу. Это произошло потому, что искушение, которому я до сих пор был в состоянии сопротивляться, за последние полчаса стало слишком сильным для меня. Вы знаете, все имеет свою разрушающую силу. — Он нервно пыхтел сигарой, бросил ее в море, помолчал, потом продолжил: — Мисс Клиффорд, я решился влюбиться в вас, послушайте меня, у вас будет много времени, чтобы дать мне ответ. Впервые в жизни я позволил себе роскошь быть серьезным. Для меня это новое ощущение, и потому бесценное. Могу ли я продолжать?

Бенита ничего не ответила. Она поднялась с той неспешностью, которой отличались все ее движения, тогда как Роберт Сеймур поспешно встал перед ней, так что лунный свет озарял ее лицо, в то время как его собственное оставалось в тени.

— Кроме тех двух тысяч долларов, о которых я говорил, и, кстати, их владельца, я не могу ничего вам предложить. Я неимущий и бесполезный человек. Но хочу вам сказать, Бенита: я люблю вас… Послушайте, — продолжал он торопливо, как человек, который хочет сказать нечто важное и у которого очень мало времени, — это странно, непонятно, что, но это чистая правда. Я полюбил вас, как только увидел ваше лицо. Вы помните, когда вы стояли там, опираясь на фальшборт, а я поднялся на борт в Саутгемптоне, и, когда я шел по трапу, я взглянул на вас, и мои глаза встретились с вашими. Тогда я остановился, и та полная пожилая леди, которая вышла на Мадейре, наткнулась на меня и спросила, достаточно ли я умен, чтобы решить, собираюсь я вперед или назад. Вы помните?

— Да, — ответила она тихо.

— Я был не прочь ответить «назад» и отказаться от места на этом корабле. Но я снова посмотрел на вас, и что-то внутри меня сказало: «Вперед». Я прошел остальную часть трапа и снял шляпу перед вами. — Он помолчал, потом продолжил: — Я не имею никаких особых пороков, кроме худшего из всех — праздности, и ни малейшего следа какой-либо добродетели.

— Вы шутите или что все это значит, мистер Сеймур? — спросила Бенита, глядя прямо перед собой.