Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Революционный кризис также усугубил националистические и либеральные настроения масс. В 1832 году была основана «Немецкая патриотическая ассоциация по поддержке свободной прессы». Вскоре в ней уже насчитывалось более 5000 членов по всему Союзу, и она сыграла важную роль в организации праздника в Хамбахе[571] в том же году: свыше 20 000 немцев пришли туда выказать свой патриотизм. Либеральные настроения внутри и вовне южногерманских парламентов, особенно в районах, непосредственно граничивших с Францией, например, в Бадене, побуждали искать защиты Пруссии.[572] Демократ из Пфальца и баварский подданный Йохан Георг Вирт даже призывал к созданию лиги германских конституционных государств во главе с Пруссией. В самой Пруссии рейнский либерал Давид Ганземанн требовал проведения конституционных реформ с тем, чтобы «поддержать и укрепить силу государства, как внутренне, так и внешне»; в частности, в отношении сдерживания Франции. Родилась немецкая либерально-националистическая общественная среда, для которой главным было обретение национального единства перед лицом французской угрозы.[573] Связь между внутренними политическими реформами и защитой от внешнего врага была сформулирована князем Йозефом цу Зальм-Дейком, делегатом Рейнского провинциального сейма: «Именно учреждение объединенного представительства, – писал он прусскому губернатору Рейнской области в конце января 1831 года, – позволит преодолеть причиняющие ущерб различия [между различными регионами государства] и объединит включенные в состав монархии районы, как бы растворив их в едином целом». Князь также отмечал, что «могущество Франции и влияние, которое она оказывает на своих соседей, проистекают из ее либеральных институтов», и утверждал, что «Пруссия способна притязать на такое же могущество и влияние», но лишь «поставив себя во главе конституционного движения».[574]

За событиями в Германии внимательно следили на западе и на востоке. Темпы и масштабы прусской мобилизации серьезно тревожили французский военный истеблишмент. Отныне, по мнению генералов, уже Пруссия, а не Россия выступала для Франции основной угрозой. Франция изрядно опасалась немецкого национализма. «Мы должны заключить новое Венское соглашение, – писал дипломат Адольф де Буркене в июле 1832 года. – Независимость отдельных немецких княжеств – вот что должно стать принципом нашей политики в Германии. Поступайте со своими подданными как вам угодно… Но мы не можем согласиться с исчезновением любого немецкого государства, малого или крупного».[575] Русские, со своей стороны, воспринимали Австрию и Пруссию в качестве контрреволюционной «плотины» или «волнореза», способного если не остановить, то замедлить напор революционной волны прежде, чем та достигнет Польши и самой России. Именно с учетом этого царь оказывал давление на Берлин, требуя уволить министров, которые желали сотрудничать с либеральными националистами. Он добился своего после смерти Мотца и замены Берншторффа на консерватора Фридриха Анцильона на посту министра иностранных дел в начале 1830-х годов. В 1833 году три «восточные» державы собрались в Мюнхенграце,[576] чтобы согласовать совместную политику стабильности в Центральной Европе, опиравшуюся на консервативные принципы; также обсуждалась ситуация в Османской империи. Два года спустя Берлин и Санкт-Петербург подтвердили свою солидарность, проведя совместные военные маневры в Польше. Контрреволюция сплачивала ряды по всей Европе.