Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

На тот момент, однако, темп перемен определялся государственным радикализмом. В 1865 году Бисмарк заключил сделку с Австрией, главным барьером на пути прусской территориальной экспансии и реализации чаяний немецких националистов. Вена слабела на глазах, едва сумела поддержать Пруссию в датской войне и тщетно пыталась справиться с очередным венгерским мятежом. Венгры были категорически против лидерства империи в обновленном Союзе, особенно если предлагалось воевать. «Их войны – это не наши войны», – заявил вожак венгерских патриотов Ференц Деак в 1861 году.[672] Нежелание Венгрии вмешиваться всегда было ахиллесовой пятой Габсбургов, а в середине 1860-х оно сделалось фактически роковым для империи, поскольку Венгрия могла восполнить весь имперский бюджетный дефицит, если бы согласилась это сделать. Россия продолжала наблюдать нейтралитет, благожелательный по отношению к Пруссии. «Наши нынешние отношения с иностранными державами, – напомнил преемник Нессельроде, министр иностранных дел России Александр Горчаков своему собеседнику в сентябре 1865 года, – сложились в период польского кризиса».[673] Россия против французского революционного «национального принципа, согласно которому «Германия есть путь в Польшу». Германия – ключевой, как всегда, элемент схемы, и России желательно, чтобы в ней доминировала идеологически близкая Пруссия.

В этом контексте позиция Франции становилась критически важной. Наполеон III в минувшем десятилетии оказался победителем, он планировал использовать противоречия между Австрией и Пруссией для отстаивания собственных интересов в Германии. Но французское общественное мнение снова требовало от императора расширения политического участия масс и активной защиты национальных интересов Франции. Неспособность защитить поляков негативно отразилась на репутации Наполеона дома, а еще сильнее критиков императора беспокоила Германия. Содействуя распространению национализма по Европе, ослабляя Австрию и поощряя Пруссию, уверяли эти критики, император нарушал первое правило французской внешней политики, которое гласило: всеми силами мешать появлению сильной Германии на восточном фланге. «Одно из величайших моих сожалений, связанных с объединением Италии, – говорил ветеран Тьер в обращении к Corps Législatif[674] в середине апреля 1865 года, – состоит в том, что ему суждено стать матерью немецкого единства».[675] В августе 1865 года французскую общественность и самого Наполеона шокировала Гаштайнская конвенция, по условиям которой Австрия и Пруссия приняли на себя управление Шлезвиг-Гольштейном, даже не уведомив Париж. Несмотря на эти предупреждения, Наполеон не смог поддержать австрийцев. Его отвлекла ситуация в Мексике, где монархия Максимилиана начала рушиться после поражения Юга в Гражданской войне. Британия также увязла в решении зарубежных проблем. «Англия перестала быть сугубо европейской державой, – объяснял канцлер казначейства Бенджамин Дизраэли. – Она стала великой морской империей… Она больше азиатская держава, чем европейская».[676]