Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Санкт-Петербург, таким образом, сделал первый, роковой шаг, после которого начала действовать логика «войны по расписанию». Российская мобилизация ставила под угрозу предпосылки, на которые опирался план Шлиффена. Германии тоже пришлось немедленно объявить мобилизацию, чтобы не оказаться в угрожаемом положении – и воспользоваться своей превосходной сетью железных дорог для уничтожения таковой на территории одного из своих противников, прежде чем подоспеет другой. 1 августа Германия приступила к всеобщей мобилизации и объявила войну России; это заставило мобилизоваться французов, как и ожидали русские. Этот ход, в свою очередь, вынудил Германию напасть на Францию: 2 августа немцы потребовали свободного прохода по территории Бельгии; день спустя Германия объявила войну Франции, и через день после этого немецкие войска вторглись в Бельгию. План Шлиффена начал осуществляться. В Великобритании сэр Эдвард Грей недели напролет терзал себя сомнениями, одобрит ли парламент ту минимальную военную помощь Франции, которая, тем не менее, выходила далеко за рамки формальных обязательств членов Антанты. Заключение «сделки с Германией в ущерб Франции, – предупреждал он, – навлечет на нас позор, от которого доброе имя этой страны никогда не избавится».[858] Убеждать парламент не пришлось, поскольку немцы нарушили нейтралитет Бельгии, а Лондон обязывался этот нейтралитет защищать. 5 августа Британская империя объявила, что находится в состоянии войны с Германией. Идеал Кобдена и его последователя, либерального пацифиста Нормана Энджелла, который в работе «Великая иллюзия» (1913) привел знаменитое утверждение: коммерческие связи делают войну невозможной, – свободный рынок и экономическая взаимозависимость не сумели сохранить мир.[859] Инвесторы и банкиры впали в отчаяние, а Европа кинулась в пламя войны.

Германия и Австро-Венгрия взялись за оружие, чтобы покончить с десятилетиями смыкавшегося «окружения». Берхтольд рассуждал о необходимости «ослабить Россию надолго».[860] В сентябре 1914 года, вдохновленный, вне сомнения, первоначальными успехами германской армии, Бетман-Гольвег потребовал «обеспечить безопасность Германского рейха на западе и на востоке на максимально длительный период времени. Ввиду этого Франция должна быть ослаблена настолько, что ее возрождение в качестве великой державы стало бы попросту невозможным. Россию следует отбросить как можно дальше от восточных границ Германии и покончить с ее владычеством над нерусскими вассальными народами». Для достижения указанных целей Бельгию нужно превратить в «вассальное государство», Нидерланды сделать «зависимыми», а Mitteleuropa должна быть единым экономическим пространством под властью Германии. Иными словами, европейскую геополитику надлежит коренным образом реорганизовать, чтобы гарантировать полную безопасность Германии «до конца дней».[861] Великобритания, Франция и Россия, с другой стороны, вступили в войну, чтобы сдержать Германию. «Наша задача состоит в уничтожении немецкого могущества», – заявил французский посол в Санкт-Петербурге Морис Палеолог.[862] Он стремился ликвидировать последнее препятствие, мешающее реализации российской «исторической миссии» по овладению Константинополем. Лондонский договор в марте 1915 года зафиксировал, что Великобритания и Франция официально согласились на аннексию Россией черноморских проливов, Мраморного моря и островов Имброс и Тенедос, этого «эгейского оплота» у Дарданелл. Такой шаг диктовался желанием втянуть Санкт-Петербург в войну против Германии, которую министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей назвал «вопросом… от решения какового зависят все остальные вопросы». Нарушение договоренностей, предостерегал французский министр иностранных дел, «отправит царя прямиком в объятия кайзера».[863]