Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер (2015)

До меня дошло, что речь идет о Марке. У меня в мозгу словно бы послышался его голос, когда накануне похорон муж сказал мне: «Не смогу жить с людьми, которые считают меня детоубийцей. – Голос его дрогнул. – Я любил Люсьена. Он многое для меня значил». Я боялась, что он может наложить на себя руки. А точно не наложил?

Я сидела словно завороженная изображением Велла на экране: мои руки сложены вместе и вода бриллиантами капает между пальцами. Мои глаза зажмурены в экстазе. Я это или все же не я? Виртуальная я. Версия меня. Я кликнула по ссылке «Мысли на сегодня», ожидая, что последняя запись будет датирована днем накануне гибели Люсьена, но мои записи, как ни странно, продолжались.

Пятница. Сестры! Я уверена в том, что мальчик, которого я любила, сейчас с Розой, а засуха в моем сердце тронута дождем!

Суббота. Почему матерям позволяют так сильно страдать? Ребенок, осиротевший из-за цунами, просит волны. Мальчик, потерявший сестру, которую погубила малярия, просит москитного комара. Овдовевшая жена, чьего мужа убила бомба, подложенная в автобус, просит политиков. Матери! К чему столько страданий? Я знаю, но хочу сказать каждой из вас: я тоже ведаю, что такое страдание! Я страдаю вместе с вами!

Воскресенье. Готовьтесь, сестры! Вскоре я обращусь к вам.

Дождь льет сильнее, чем когда-либо прежде! Готовьтесь, сестры, и ждите моего призыва!

Я не писала этой галиматьи. Я далеко не во всем была уверена, но в этом была категорична. Единственным человеком, который мог бы это написать, надев на себя мою личину, была сестра Амалия. Я достаточно много читала ее посланий, чтобы узнать ее стиль. Амалия всегда писала, злоупотребляя личным местоимением «я» и восклицательными знаками. Натянув на себя старую куртку, висевшую на вешалке в коридоре, я зашагала через поле, пока не добрела до одиноко стоящего дуба. Именно отсюда я впервые увидела сестер много месяцев тому назад. Сверху автофургоны казались мне бледными тенями гротескных овец, портящих мои пастбища. В фургоне сестры Джеки и сестры Евы горел свет. Я подумала, что сейчас они декламируют Песнь песней. Я подумала, что могу спуститься вниз и присоединиться к ним, ступить в тепло и почувствовать неприятный запах, образующийся при сжигании сжиженного бутана. Джеки заварит мне в кружке ромашкового чая. Ева подвинется на узкой скамейке, освобождая мне место. Ничего особо не изменилось. Мы поговорим. По-прежнему ли крепка их вера? Наверняка их крошечный рай зачах и прогнил так же, как мой собственный. Не исключено, что сейчас, сидя в своих клетушках там внизу, они планируют свой побег. Мой взгляд переместился на главный фургончик. Свет был не таким, как от свечи, а белым. Так светится монитор компьютера. Теперь я воспринимала сестру Амалию не как хранительницу, а как охранницу, направлявшую слепящий луч своей религиозной кампании в каждый уголок, где притаились женские сомнения и опасения. Я вдруг подумала, что, вполне возможно, она сейчас сидит и набирает на клавиатуре текст для «моих» «Мыслей на сегодня».

Единственным моим желанием было остановить ее. Я пустилась вниз по холму, набирая скорость и то и дело спотыкаясь. Я поскользнулась на мокрой траве, но быстро встала. Лодыжка болела. Я ощутила легкое головокружение. Но через секунду вновь бежала. Боль отдавалась в ногах. Я ворвалась в дверь «центра». Внутри была Амалия. Распущенные волосы зачесаны назад. Она полулежала в постели, опираясь на подушки. На коленях виднелся раскрытый лэптоп. Ночная рубашка большого, «мужского» размера. Пуговицы вверху не застегнуты, так что видны голые груди. Фотография, на которой мы вдвоем, прикреплена к стене рядом с Амалией.

– Рут! Ты пришла. Я знала, что ты ко мне вернешься.