Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер (2015)

Мы знали, что значит подвергнуться остракизму. Обвинение мужа в том, что он хранил детскую порнографию в служебном лэптопе, – кратчайший путь в страдающий паранойей мир отверженных. Однако, если учесть, что случилось в дальнейшем, мы даже приблизительно не понимали, что значит быть отверженными. Нам хотелось верить, что самое страшное осталось в Лондоне, хотелось верить, что Велл стал нашим исцелением, что он смягчит симптомы нашей отверженности. В конце концов Том помог Марку вспахать осенью поля и посеять озимые. Мы приобрели у него также десять овцематок с ягнятами. Но, судя по всему, это не доставляло Тому особой радости. Однажды мы позвонили ему и оставили на автоответчике сообщение, прося одолжить дрель. Том нам так и не перезвонил. В ретроспективе я смогла бы проследить путь нашего падения от новичков, пользующихся симпатией местных, до… Впрочем, все эти случаи были всего лишь кожными проявлениями куда более серьезного недуга.

Рождество, которому в будущем суждено навсегда оставаться для меня самым невеселым праздником, в тот год еще сверкало звездами. Мы как раз закончили облагораживать амбар, и теперь в нем вполне можно было жить. Печь на дровах установили вовремя, чтобы принять наших первых и последних гостей, друзей из Лондона, которые не покинули нас, когда шел судебный процесс над Марком. Желая порадовать их, мы организовали чудесное шоу изобилия. Друзья рассказывали о переходе на неполный рабочий день, о росте преступности, о дефиците молока, о сокращении работы подземки, о пустых полках в супермаркете… А мы подали на обед курицу, картофель, брокколи, пастернак, клюквенный соус… Все подняли тост за Велл и согласились, что мы вовремя покинули Лондон. Позже, когда друзья уехали, а я разглядывала пустые страницы моего дневника, вновь, без предупреждения, объявилась Энджи. На этот раз она приехала с Люсьеном и парнем по имени Дес. Тот короткими зимними днями помогал Марку из добытых в лесу ветвей сооружать загон для поросят, которых муж собирался весной выпустить туда из сарая, а длинными ночами злоупотреблял сидром.

– Это какой-то чертов рай, Энджи. Почему бы здесь не остаться? Ты и Люсьен. Он бы рос в раю, – сказал как-то Дес.

– Тогда ему не будет, к чему стремиться.

Энджи всегда была бойкой на язык. Учителя говорили, что она смышленая, но ей не хватает усидчивости. Я называла Энджи мечтательницей… затем бунтаркой… потом наркоманкой и очень редко дочкой. Январь перетек в февраль. Они остались, а я не чувствовала себя одинокой. Это была зима моего Люсьена. Внук бегал за фазанами и кричал на них, радуясь, что имеет над ними такую страшную силу. Птицы поднимали свои тяжелые тела в воздух и, с трудом хлопая крыльями, летели в покрытый изморозью лес. Люсьен, замотанный в шарф, в рукавицах и шерстяной шапке, сидел на подержанном тракторе Марка. Он катался на этом тракторе на край мира и обратно. Мы распиливали бревна. Люсьен относил дрова и клал их на поленницу. Внук так утомился, что заснул у меня на коленях перед камином задолго до времени, когда обычно ложился спать. Что ни говори, а это было очень приятно – чувствовать себя уставшей… Ощущать шероховатость ладоней Марка на груди… В том году мы снова занимались любовью почти каждую ночь. Моему телу снова было очень и очень приятно. Даже пьяный Дес, столкнувшись со мной на кухне однажды ночью, заплетающимся языком сказал: «Вы бы могли стать моей миссис Робинзон». Я рассказала об этом Марку. Мы посмеялись. Его руки полезли мне под джемпер, насвистывая мотивчик из одного фильма.

Кажется, Энджи услышала слова Деса. Сразу же после этой сцены она неожиданно принялась складывать вещи Люсьена.

– Уезжаете?

– Да.

– Оба?

– Конечно.

Энджи принялась сбрасывать одежду Люсьена в видавший виды вещевой мешок.

– Если ты снова хочешь попутешествовать, то можешь оставить Люсьена у нас.

– С какой стати?

Я купила внуку тапочки и протянула их дочери.