Проклятие семьи Грин - Стивен Ван Дайн (1928)

– Ужасно быть калекой. Ни пройти, ни встать без помощи. Ноги мои не служат уже десять лет, и никакой надежды. Понимаете? Десять лет в этой постели и кресле, – она указала на инвалидное кресло в нише, – и я даже не могу сама в него перебраться! Но я терплю. Утешаюсь мыслью, что осталось недолго. Вот если бы только дети были чуточку внимательней… Нет, я многого хочу. Молодой и здоровый больному не товарищ – так устроен свет. Моя доля – быть для всех обузой. Я смирилась.

Она вздохнула и плотнее закуталась в шаль.

– Хотите что-нибудь спросить? Не знаю, правда, чем могу помочь, но я к вашим услугам. Ночью так и не сомкнула глаз. Вся эта суматоха… Ужасно болит спина.

Маркхэм с сочувствием глядел на старую даму. Воистину, зрелище было печальным. Когда-то она обладала острым и благородным умом, однако долгая неподвижность и одиночество взяли свое и превратили ее в страдалицу, изнывающую от жалости к себе. Я видел, что Маркхэм предпочел бы сказать несколько слов в утешение и немедленно уйти, но долг побуждал его остаться.

– Мадам, я в отчаянии, что вынужден вас беспокоить, – сказал он сочувственно. – Вы окажете следствию неоценимую помощь, позволив мне задать один-два вопроса.

– Беспокойте, что уж. Я давно привыкла. Спрашивайте что хотите.

Маркхэм поклонился с галантностью старой школы.

– Благодарю, мадам. – Он сделал секундную паузу. – Мистер Грин сказал, что вы не слышали шума в комнате старшей дочери и проснулись только от выстрела у Ады.

– Да, так. – Она медленно кивнула. – Комната Джулии довольно далеко, на той стороне. А Ада всегда оставляет дверь приоткрытой – на случай, если мне ночью что-то понадобится. Естественно, этот выстрел меня разбудил. Дайте подумать… Мне долго не спалось. Прошлой ночью я очень мучилась спиной. И днем тоже. Но детям, разумеется, – ни слова. Что им страдания старой парализованной матери… Когда я наконец задремала, хлопнул выстрел – и вот я снова лежу без сна, беспомощная, не в силах пошевелиться, и жду, что сейчас настанет мой черед. И никто не пришел справиться, как я, никто не вспомнил об одинокой беззащитной женщине. Впрочем, меня вообще давно забыли.

– Миссис Грин, я уверен, что дело не в равнодушии, – серьезно заверил Маркхэм. – Трагедия заставила на какое-то время думать только о жертвах… Скажите мне вот что: когда вы проснулись от выстрела, вы слышали что-нибудь еще?

– Да, как бедняжка упала… По крайней мере, мне так показалось.

– И все? Шаги, например?

– Шаги? – Она силилась вспомнить. – Нет, никаких шагов.

– Мадам, а вы не слышали, чтобы в коридоре хлопнула дверь? – Этот вопрос задал Вэнс.

Женщина резко повернула голову и окатила его ледяным взглядом.

– Нет, ничего такого я не слышала.

– Довольно необычно, вы не находите? Должен же был преступник покинуть помещение.

– Надо полагать, да. Если он, конечно, не сидит до сих пор в комнате Ады, – ответила она с издевкой и снова перенесла внимание на окружного прокурора: – Что-нибудь еще?

Маркхэм уже понял, что никаких полезных сведений тут не получишь.

– Пожалуй, нет. Но вы, разумеется, слышали, как в комнату мисс Ады вошли дворецкий и ваш сын?

– А как же. Уж они шумели… Что им до моих чувств. Этот зануда Спроут звал Честера, как какая-нибудь истеричка. А по телефону орал так, будто доктор Вонблон глухой. Потом Честеру бог знает зачем понадобилось будить весь дом. Нет, вчера мне не было ни минуты покоя! Полиция топотала, как табун лошадей. Просто возмутительно. А меня, беспомощную старуху, бросили лежать здесь с невыносимой болью в спине.

Выразив сочувствие несколькими расхожими фразами, Маркхэм поблагодарил ее за помощь и ретировался. Мы уже спускались по лестнице, а сзади все еще доносился сердитый голос:

– Сестра! Сестра! Вы что, оглохли? Поправьте подушки. Кто вам позволил так себя со мной вести?..

К счастью, на первом этаже ее слышно не было.