Чужое сердце - Шарлотта Валандре (2011)

– Нет, никогда. А ты что, Лили, решила сделать разворот на девяносто градусов?

– Да нет, ты с ума сошла!.. Нет, это я сошла с ума, я разбита, я полностью разочаровалась в мужчинах…

Теперь Лили явно удручена, выражение ее лица изменилось, она полностью потеряна, моя Лили, она вдруг сдувается, распадается на части, я помогу ей найти себя. Потом она поднимает голову, выпрямляет спину, отказываясь портить этот светоносный летний миг, смотрит в неизменно синее небо, несколько секунд от души смеется и с каким-то новым блеском в глазах смотрит на меня:

– А тебе ни разу не хотелось поцеловаться с девчонкой? Просто так, для пробы?

– Нет. А тебе?

– Нет… А что, если мне поцеловать тебя вот прямо сейчас, чтоб посмотреть, как это – быть бисексуалкой?

– Как – прямо так, у всех на виду? Ты с ума сошла, Лили, – говорю я ласково.

– Да… Прямо сейчас.

Я тоже вдруг начинаю громко истерически смеяться, смех обрывается, когда я вижу, что Лили медленно придвигается. Закрыв глаза, она тянется ко мне своими прекрасно прорисованными губами. Она сближается со мной, я остаюсь неподвижна. Несколько быстрых секунд я даю Лили целовать себя. Я тоже закрываю глаза. Я снова ощущаю забытый вкус поцелуя, удовольствие от этого телесного контакта не важно с кем. Дружба и любовь переплетаются, одни губы похожи на другие. Прохожие шепчутся, мне плевать. Этот миг уникален. Нежный союз двух одиночеств. Мягкий слом табу, изжившего себя, разлетевшегося вдребезги за долю секунды, за долю вечности.

После этой особой минуты, до сего дня не повторявшейся, мы возвращаемся к нашему разговору.

Что же до Адама, я советую Лили положиться на собственное чутье, но держать себя в руках, не слишком привязываться к нему. Она спокойно увидится с ним несколько раз, прежде чем он исчезнет без шума, оставив смутное воспоминание о плотских утехах, одновременно сильное и нестойкое.

В Париже – первый день настоящего лета. Жара обнажает и увлажняет тела. Вдруг на память снова приходят Корсика и Стивен. Я удивлена, потому что в последнее время я меньше думаю об этом. Один поцелуй – и всплывают воспоминания. Сейчас был бы год.

– Год – это какая свадьба, ситцевая? – спрашиваю я у Лили.

– Год? Даже не знаю… Резиновая! Ты так и не получала ответа от своего незнакомца?

– Никаких вестей, – говорю я уверенно.– Странно… Я была уверена, что он поймет твое послание…

Ватага юных американцев, сидящих через несколько рядов позади нас и шумящих все громче и громче, начинает размахивать флажками своей страны, они по очереди поднимают кружки с пивом. Они приглашают нас к себе за столик. Неужели они видели, как мы целовались? Почему такое возбуждение?

Они объясняют, что у них национальный праздник – на десять дней раньше нашего. Мы вежливо благодарим их за приглашение. Лили замечает, что они хорошенькие, я – что они пьяные. Мы возвращаемся пешком, заранее распевая Марсельезу.4 июля, я боюсь этой даты.

Шум мотора, смешанный с раскатами грома, оглушает. Слишком тесное ожерелье врезается в шею. Живот болит, я держу его рукой, и вдруг ладонь опускается между ног. Кровь идет сильно, и внезапный крупный план руки пугает меня. Дыхание мое становится частым, как у собак. Человек, который сидит рядом со мной, – без лица. Он кладет руку мне на плечо, и я ее не чувствую. Я слышу один только его искаженный голос, который звучит в закрытом салоне: «Иди со мной».

Теперь машина потеряла контроль. Передо мной мигают две огромные фары. Истошно вопит клаксон, как крик парохода, выходящего в море. И я погружаюсь в белый свет, который заполняет мою ночь, и я взрываюсь в бездне.

Я разом просыпаюсь в своей кровати, одинокая и испуганная. Прижимаю к животу согнутые ноги, обхватываю их руками сильно-сильно. Подтягиваю подбородок к груди, сворачиваюсь калачиком, закрываю глаза и прячусь. Потом шепотом в ночной тишине бормочу: «Я так больше не могу, не могу…»