Корсары Леванта - Артуро Перес-Реверте (2014)

Мы сгрудились на правом борту поглядеть, что случилось, и крик отчаяния пронесся по всему кораблю. Флагманская галера, сильно поврежденная при прорыве через фронт, потеряв много весел и гребцов — кто убит, кто ранен, кто вконец изнемог, — сбилась с согласного и скорого хода, и мы постепенно уходили вперед. Еще минута — и вот она уже на пистолетный выстрел от нашей кормы и отстает все больше. Мы видели, как дон Агустин Пиментель, Мачин де Горостьола и прочие командиры в отчаянии глядят назад, меж тем как турки, с каждым взмахом весел неумолимо сокращая расстояние, нагоняют их. Весла «Каридад» двигались вразнобой, иногда цепляясь друг за друга, а кое-какие и вовсе уже замерли и теперь бессильно волочились по воде. Заметили мы и то, как нескольких убитых галерников, расковав, сбросили в море.

— Эти свое отплавали, — сказал какой-то солдат.

— Лучше они, чем мы, — заметил другой.

— Хватит и на нашу долю.

«Каридад Негра» окончательно отстала. Кое-кто из нас еще пытался кричать им что-то ободряющее, но все это было уже бесполезно. Мы видели с бортов, что обессилевшую, окончательно потерявшую ход галеру вот-вот настигнут турки, и наши товарищи смотрели, как мы уходим прочь, оставляя ее врагу. Они выкрикивали слова, которых мы уже не слышали, и несколько бискайцев, вскинув руки, прощались со своими земляками на «Мулатке», прежде чем собраться на корме и запалить фитили аркебуз и мушкетов. Что ж, по крайней мере, пока живы Мачин де Горостьола и его люди, туркам эта добыча обойдется недешево.

— Командиров на мостик! — от одного к другому побежал приказ.

На галере наступила мертвая тишина. Собрались пастухи, гласит старинная поговорка, жди, овечка, вертел. Люди расступались, давая дорогу сержанту Кемадо, прапорщику Лабахосу и комиту, угрюмо шагавшим на корму. Прошел следом и капитан Алатристе. Прошел мимо, то ли в самом деле не заметив меня, то ли мне так показалось. Во взгляде ледяных глаз отсутствовало всякое выражение, и казалось, он созерцает такое, что не имеет отношения ни к морю, ни ко всем нам. Мне хорошо знаком был этот взгляд. И я понял, что бискайцы с «Каридад» сейчас всего лишь торят путь, в который вскорости тронемся и мы.

— Гребная команда выдохлась окончательно, — промолвил капитан Урдемалас.

Диего Алатристе взглянул на куршею. Даже удары бичей, которыми подкомит и судовой альгвазил охаживали окончательно выбившихся из сил галерников, уже не могли заставить их грести, как того требовала обстановка. Подобно «Каридад», наша галера постепенно замедляла ход, меж тем как турки приближались неуклонно.

— Через четверть часа догонят и вцепятся.

— Может, все-таки господа солдаты соблаговолят погрести, а? — спросил комит. — Хоть кто-нибудь…

Прапорщик Лабахос очень раздраженно отвечал, что нет, ни за что на свете не согласятся. По его словам, он уже потолковал кое с кем из своих людей — нет, даже при том, как оборачивается дело, никто не желает сесть на весла. Боже упаси, говорят. Лучше сдохнуть, чем стать галерником.

— Да и потом… когда на хвосте висят пять галер, ничего уже не сделаешь, хоть в лепешку расшибись. Мои люди — солдаты и дело свое исполняют толково и храбро. А дело их — воевать, а не веслом махать.

— Смотрите, как бы при таком раскладе не пришлось веслом махать в цепях да под полумесяцем, — с сердцем сказал комит.

— Это если сдадимся. А сдаваться, нет ли — каждый за себя сам решает.