Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп (2012)

– Теперь ты все понимаешь? Ты, безумный злодей, гнусный мерзавец… Перейдем к наказанию за изнасилование, жестокое обращение и убийство детей. Кастрация[146]. Ну, держись!..

Слезы стекали на перемазанные кровью щеки того, кто дерзнул считать себя выше человеческих законов и, что еще хуже, выше самого Господа Бога.

– Теперь ты уже не так самоуверен, да? Собери немного чести, которая у тебя осталась, чтобы умереть достойно. Тебя забавляли слезы твоих маленьких жертв? А вот мне от твоих ни жарко ни холодно.

Ардуин потянул за завязку пояса тюремных штанов[147] обвиняемого. Одежда упала к его скованным ногам. По телу Сильплесси пробежала крупная дрожь, затем оно выгнулось дугой. Лязганье цепей смешалось с неразборчивыми жалобами.

– Сохрани свою храбрость до суда. Твой приговор будет исполнен в murus strictus[148], и ты будешь обезглавлен, а не отправлен на костер, как остальные колдуны вроде тебя, – из уважения к тем, кто носит то же имя, что и ты.

Мэтр Правосудие Мортаня вытащил из ножен длинный кинжал и наклонился над обвиняемым…

* * *

День уже клонился к вечеру, когда Фринган, в седле которого сидел Ардуин, а на крупе – юный Селестен, проложил себе дорогу через толпу, собравшуюся перед эшафотом, несмотря на влажный холод, пробирающий буквально до костей. Все расступились, чтобы освободить дорогу жеребцу цвета чернее ночи, который шел медленным торжественным шагом. Мэтр Правосудие Мортаня в тысячный раз прочел на лицах людей то же самое сочетание различных чувств: отвращение к нему и жгучее любопытство к спектаклю смерти, о котором объявили глашатаи.

Не каждый день кому-то из высшего дворянства отрубают голову, особенно если тот обвинен инквизиторским трибуналом. Каждый строил по поводу этого свои домыслы: черные мессы, оргии, блуд с животными… Некоторые положа руку на сердце утверждали, что давно обо всем догадывались; кто-то громко сожалел, что зрелище ограничится только обезглавливанием. Одним словом, все радовались предстоящему развлечению.

Мэтр Правосудие Мортаня со своим помощником спешились у самого эшафота. Ардуин преклонил колени перед священником, который благословил его и отпустил грехи. Затем он вскарабкался по узким ступеням, ведущим наверх, вынул из ножен Энекатрикс и поцеловал лезвие, на котором было выгравировано: Eos diligit et suaviter multos interficit[149]. Тихим шепотом мэтр де Мортань попросил у него прощения за то, что вынужден будет осквернить его нечестивой кровью.

Под градом криков, оскорблений, плевков и непристойных возгласов ломовые дроги, которые тянули лошади из Перша, въехали на площадь. Ангеррана де Сильплесси, который не мог стоять на ногах, поддерживало двое стражников. Они потащили его и почти бросили перед священником, который перекрестил его, инстинктивно сделав шаг назад, но все же нашел в себе силы спросить:

– Раскаиваешься ли ты? Раскайся, ибо конец твой близок. Произнеси слова раскаяния, и ты будешь спасен.

Но лишь слабый хрип раздался изо рта того, кто еще недавно был важным сеньором. Священник понял, что у приговоренного нет языка и что тот находится в бессознательном состоянии из-за потери крови вследствие кастрации. В ужасе он пробормотал:

– О господи… Боже милосердный… я больше ничего не могу для тебя сделать.

Никто не увидел недовольной гримасы мэтра Правосудие Мортаня, скрытой под маской.

Бенуа Ламбер объявил громким голосом:

– Ангерран де Сильплесси, вас судили и приговорили за колдовство и многочисленные неслыханные и омерзительные преступления, а также за демонопоклонничество. Несмотря на ваше дворянство, ваши останки будут повешены на городской виселице[150], а ваше имя будет вычеркнуто из списков во всех церквях. Ваше бесчестье касается только вас, поэтому трибунал в своей мудрости и милосердии не станет лишать членов вашей семьи титула и привилегий, их имущество и владения не будут конфискованы. Да будет так.