Следы на мосту. Тело в силосной башне (сборник) - Рональд Нокс (1928)

– Вроде бы молодой человек имел с богемной средой чуть больше общего, чем ему было полезно. И не думаю, что у полиции есть список всех imbroglio[23], в которых он мог быть замешан. А помимо этого, не стоит забывать, что он был очень богат.

– Лишь в перспективе. Убить его до достижения им двадцати пяти лет было все равно что зарезать курицу, которая несет золотые яйца.

– Все так. И тем не менее нельзя полностью исключать, что за ним гонялась банда каких-нибудь гангстеров с намерением убить его или похитить, а потом выдать себя за него, чтобы получить деньги. Может быть, вы не знаете, мистер Бридон, но у нас в стране похищение является довольно-таки широко распространенным средством приобретения средств к существованию. Хотя, конечно, кто знает, могло быть так, а могла быть и личная месть. Мне, однако, кажется, если человек делает вид, будто остановился на ночлег в гостинице N, а потом посылает туда другого – своего двойника, – это означает, что он опасается за свою жизнь и стремится переночевать где угодно, только не в гостинице N.

– Весьма интересная мысль, мистер Кверк. Предположим, это так, но зачем его кузен пошел на такой риск? Ведь убийца по ошибке вполне мог укокошить его самого.

– Я думал об этом и расскажу вам, как дело представляется мне. Он не знал, насколько близко подобрались преследователи, и считал, что они еще далеко и не могут сделать свое черное дело этой ночью, но хотел оставить ложный след. Хотел, чтобы они продолжили преследовать его по воде, а сам бы он при этом улизнул в Лондон или где он там считал себя в безопасности.

– Но ведь наутро он опять сел в лодку! По крайней мере, если имеющиеся у нас свидетельства верны.

Бридон вспомнил мистера Кармайкла и его версию о мыльном манекене.

– Это осложняет дело, но у меня есть тому два объяснения. Либо он передумал – узнал какие-то новости, делавшие данную предосторожность излишней; либо, что более вероятно, задумал двойной блеф, если вы меня понимаете. «Это такие продувные бестии, – мог сказать он себе, – что вряд ли купятся на старый фокус. Если они появятся тут и наведут справки, то скоро сообразят, что я от них улизнул, провел ночь в другом месте и умотал в Лондон. Не-ет, – подумал он, – мне нужно в лодку». И на следующее утро опять взялся за весло.

– Вы довольно высоко оцениваете мыслительные способности мошенников. И тем не менее полагаю, вы правы. Так вы думаете, в действительности преследователи были намного ближе, чем считал бедный Бертел? И на следующий день они его настигли и расправились с ним?

– Лично я склоняюсь к этой версии. Видимо, они подобрались к нему совсем близко, следили за ним неусыпно, но не проявляли себя, пока Найджел Бертел не сошел на берег.

– А вот это уже другое. Допустим, для Найджела Бертела преследователи кузена угрозы не представляли. Но не грозила ли ему куда бо́льшая опасность, а именно, что его примут за их сообщника?

– Сообщника? Не совсем понимаю, какая тут опасность?

– Ну как, присяжные всего-навсего люди. И вот перед ними молодой человек, единственный спутник своего кузена. Он сходит на берег, и его кузена тотчас убивают. Когда этот кузен не является на условленную встречу, молодой человек выказывает по поводу его участи подозрительное беспокойство. Сам же, заметьте, предусмотрительно заручается алиби на каждый свой шаг. Вся эта история в «Миллингтонском мосту» свидетельствует о том, что он прекрасно понимал, какая опасность нависла над его кузеном. И что он предпринял, чтобы предотвратить ее? Ничего, он просто-напросто устранился, словно предоставляя убийцам свободу действий. Если это убийство, он единственный выгодоприобретатель. Если похищение, то похитители не могут продвинуться ни на шаг, пока не прижмут его. Разве все это не усложняет положение юного Найджела?