Следы на мосту. Тело в силосной башне (сборник) - Рональд Нокс (1928)

И в этом-то состоянии полуинформированности она составила завещание. Приемного сына, перспективы которого она начертала и перечеркнула, миссис Кулмен весьма прилично обеспечила. Остальное же состояние – почти сто тысяч – полностью доставалось старшему внучатому племяннику, сыну ее возлюбленного племянника Джона. Дипломатические способности нотариуса подверглись страшному испытанию. Сидя в ногах ее кровати, он прекрасно знал, что одна половина Англии честит Дерека за трюк с собственным исчезновением, а другая упражняется в написании некрологов усопшему. Он прекрасно знал, что любой намек на это обстоятельство может ускорить кончину его клиентки. Однако последняя воля, в том виде, как она была изложена ею, по всей юридической вероятности означала, что миссис Кулмен умрет, не оставив вовсе никакого завещания. Нотариус пыхтел, кряхтел, он превзошел сам себя, без устали прокручивая ту зубодробительную волынку, что позволяет водить за нос непосвященных. Никак, говорил он, никак нельзя подписывать завещание в таком виде. Неуказание наследника имущества, оставшегося после уплаты всех долгов и налогов, является грубым нарушением всех устоев юриспруденции. А нельзя ли вписать мистера Найджела Бертела? К его изумлению, миссис Кулмен оказалась крепче стали. За несколько месяцев до описываемых событий она под влиянием родственных чувств купила сборник стихотворений, произведенных Найджелом, который надеялся из выручки с продаж оплатить оксфордские счета. Mens hominum presaga parum![25] Сборник был доставлен на обеденный стол тетушки Альмы. Тетушка Альма его прочла. Ни чувства юного пиита, ни манера их выражения не были адаптированы к вкусам семидесятых. Слегка поджав губы, умирающая викторианка в качестве альтернативы Дереку согласилась назначить своим наследником Эдварда Ферриса.

Юридическая компания, занимавшаяся завещанием, представляла также интересы Дерека. Лейланд долго и настойчиво выяснял у них финансовое положение дел, поэтому компании было известно, что он по долгу службы ведет полицейское расследование. Послав этикет куда подальше, компания написала письмо на оксфордский адрес Лейланда («срочно»), самым подробным образом изложив обстоятельства дела и спросив, какие ее действия не будут идти вразрез с пожеланиями полиции. Следует ли условия завещания сделать достоянием гласности? Письмо немедленно было доставлено к Итонскому мосту. Лейланд получил и распечатал его еще во время беседы с Бридоном.

– Надо бы поговорить с Кверком, – несколько неожиданно отреагировал Бридон, когда инспектор ввел его в курс дела.

– Кверком? А он-то тут при чем?

– Видите ли, это подтверждает его версию. Он еще вчера уверял, что улик против Найджела Бертела нет. Он считает, что обоих кузенов преследовали один или несколько человек, которые решили поживиться на смерти Дерека. Я же говорил, что, по моему пониманию, поживиться тут мог только Найджел – смерть Дерека превращала его в наследника пятидесятитысячного состояния. Но развитие событий в корне меняет всю картину, при условии, конечно, что намерения тетушки были известны. Оказывается, мы имеем куда бо́льшую сумму – два раза по пятьдесят, – которую наследовал Дерек и в которой Найджел заинтересован не был.

– Вы хотите сказать, что, если Дерек Бертел жив, точнее, если он был жив в субботу, сто тысяч по праву перешли ему, а его наследником является Найджел? Если же Дерек Бертел умер раньше, все эти нолики отходят Феррису и у Найджела на них не больше прав, чем у вас или у меня?

– Таково, судя по всему, положение дел. Завещание, отметьте, было подписано только в прошлую среду. Но если предположить, что Найджел знал или, имея хорошую интуицию, догадывался, как двоюродная бабка собирается распорядиться своим имуществом, он последний был заинтересован в смерти кузена. Тут я полностью согласен с Кверком. Вот только знал ли он?