Зачем нужны университеты? - Стефан Коллини (2016)

В известном отношении эта проблема понятна. Оправдание, вообще-то, требуется тогда, когда смысл или ценность определенной деятельности нельзя считать самоочевидными, когда есть некая воображаемая аудитория, которую надо в чем-то убедить. Разумеется, об оправдании как таковом можно сказать, что оно добивается успеха только в том случае, если ценности, к которым оно апеллирует, частично разделяются целевой аудиторией. Однако, если видно, что аудитория отдает приоритет системе ценностей, откровенно враждебных по отношению к отстаиваемому делу, всегда будет возникать искушение попытаться изложить оправдание в категориях, кажущихся наиболее привлекательными, даже если в итоге это приведет к неверному описанию того, что мы пытаемся оправдать. Так, защитники университетов вынуждены в результате сказать: «Мы понимаем, что кажемся чем-то неважным или погруженным в себя, но на самом деле мы способствуем экономическому росту больше, чем вы думаете».

Я не думаю, что высказывающиеся за университеты или о них должны занимать эту оборонительную позицию. Говоря это, я, конечно, не забываю и не недооцениваю уровень непонимания и враждебности со стороны политиков, а также некоторых секторов СМИ, с которыми в последние два-три десятилетия столкнулись университеты, по меньшей мере в Британии. Однако я подозреваю, что у широкой публики может быть гораздо больший интерес к деятельности университетов и гораздо более позитивная оценка их работы, – интерес, к которому не удается пробиться этому узкому и оборонительному официальному дискурсу. Общаясь с аудиторией за пределами университетов (к которой могут относиться, разумеется, и их выпускники), я поражаюсь любознательности и энтузиазму, которыми отвечают на идеи и поиски большего понимания, будь то в истории, литературе, физике, биологии или любой другой дисциплине. Некоторые люди из такой аудитории, видимо, не имели шанса изучать эти предметы, однако очень хотят, чтобы он был у их детей; другие же, возможно, получили лишь ограниченное или не слишком удачное высшее образование, но теперь, повзрослев, воспитали в себе любительский интерес к чтению литературы по этим предметам; третьи, вероятно, уже вышли на пенсию, оставив должности, которые в целом препятствовали их интеллектуальным или эстетическим склонностям, и теперь они жадно ищут поощрения. Такая аудитория не хочет, чтобы ей рассказывали, что мы судим об успехе университетского образования по тому, насколько больше выпускники университетов зарабатывают в сравнении с людьми без высшего образования, и точно так же они не хотят слышать о том, насколько велик косвенный вклад науки и исследований в ВВП. Скорее, их влечет сама романтика идей и сила красоты; они хотят узнать о далеких временах и других мирах; они желают услышать слова, которые изобретательнее, точнее и красноречивее, чем в их обычном мире повседневного труда; они хотят знать, что где-то там человеческое познание расширяет свои границы, не сводясь к прямым практическим результатам. Нет нужды уточнять, что подобные аудитории могут различаться по своему настроению и не все слои общества представлены в них в равной мере. На разных этапах жизни у людей из такой аудитории могут быть разные приоритеты, а на их интересы и симпатии всегда будет и другой спрос. Но примечательно и одновременно печально то, как мало публичный дискурс об университетах в современном обществе обращается к этой широко распространенной оценке обычных разумных граждан, считающих, что должны существовать места, в которых исследования проводились бы на высочайшем уровне. Отчасти проблема в том, что, хотя университеты достаточно успешны в производстве новых форм понимания, они не всегда хороши в объяснении того, чем именно они занимаются.