Бора-Бора - Альберто Васкес-Фигероа (2005)

Осознав, что его команда измотана столь трудным переходом, Мити Матаи разрешил женщинам запастись также мясом и яйцами черепахи, помня о том, что Хиро Таваерии освободил их — людей, в чьих жилах не текла кровь правителей острова и кто не имел никакого отношения к верховным жрецам, — от запрета.

Дело в том, что, согласно древним обычаям, ону для подавляющего большинства полинезийцев была священным животным и на употребление их мяса в пищу накладывалось строжайшее табу. И хотя со временем некоторые стали нарушать обычай, не боясь при этом быть наказанными, все же люди в основной своей массе продолжали и далее почитать черепаху.

Как утверждали знатоки, тот, кто употреблял в пищу мясо черепах, которые достигали часто двухсотлетнего возраста, становился сильным и мудрым, легко переносил боль и долго сохранял потенцию. Естественно, многие хотели бы отведать чудесного мяса, однако это грозило бы полным уничтожением удивительных созданий, поэтому подобное угощение могли себе позволить лишь люди, занимающие высшие ступеньки в общественной иерархии.

Вот почему, когда Ваине Тиаре поставила перед Тапу Тетуануи деревянную плошку, в которой в кокосовом молоке плавали шесть черепашьих яиц и большой кусок черепашьего мяса, желудок и сердце мальчишки сжались одновременно. Желудок — от предвкушения вкуснейшего ужина, а сердце — от священного ужаса перед угощением, которое ему от рождения было запрещено пробовать.

Победу все же одержал желудок: во-первых, юноша отчаянно хотел есть, а во-вторых, Тапу во всем доверял своему учителю, Хиро Таваеарии, и если тот разрешил им есть мясо священного животного, значит, так тому и быть. Экипаж и большая часть пассажиров «Марара» сразу же сдались, не сумев устоять перед соблазном попробовать королевское кушанье, тем более что им предстояла прекрасная возможность разнообразить уже осточертевшее за долгие месяцы плавания меню, в основе которого лежала рыба.

А потом тем же вечером крошечный остров и звезды стали свидетелями нежной любовной игры.

Паи ваинес едва успевали исполнять свои обязанности. А вот Иона и три освобожденные девушки держались в стороне: после всех перенесенных ими страданий, когда дикари обращались с ними, словно с кусками мяса меро, и передавали из рук в руки, будто красавицы были бездушными вещами, они нуждались не в страстной любви, а в нежности, ласке и понимании.

Девушки решительно отвергали любые намеки на возможную близость, а Мити Матаи ясно дал понять своим людям, что никто не должен беспокоить спасенных пленниц, если они не желают принимать знаки внимания, и приказ его все исполнили беспрекословно.

Принцесса Ануануа уединилась в самом дальнем уголке островка. Она сидела под пальмой, лицом к морю, безотрывно вглядываясь в океан и отчаянно надеясь, что вот-вот на горизонте покажется пирога Октара.

Она, казалось, постарела лет на десять. Ее веки опухли, а глаза налились кровью. Живот начал увеличиваться слишком быстро, будто ее сын, которого она носила под сердцем, начал расти не по дням, а по часам.

С Ваине Тиаре, когда та приносила ей пищу, она уже почти не разговаривала и часами что-то нашептывала еще неродившемуся ребенку. По-видимому, она пыталась поведать ему о сжигающей ее изнутри страсти к Октару и передать всепоглощающую жажду мести.

— Наверное, Мити Матаи оставит ее здесь, — злобно сказал Ветеа Пито. — Да, так и нужно поступить, оставить ее на острове, и пусть умирает от страха.

— А если сюда действительно доберутся Те-Оно и найдут ее? — спросил друга Тапу.

— Ну и что, по мне, так пусть с ними и остается, — зло ответил ныряльщик.