Сон № 9 - Дэвид Митчелл (2001)

Суга уходит, я доедаю салат и режу на десерт дыню. Спускаюсь, чтобы угостить Бунтаро, который кивает головой на потолок и вопросительно сгибает мизинец. Я притворяюсь, что не понимаю. И речи быть не может о том, чтобы попытаться приударить за Аи. Наши отношения еще не определились. Так я себе говорю. Она освобождает место на столе.

– Пора колоть инсулин. Хочешь посмотреть или тебя тошнит, когда игла протыкает кожу?

– Хочу посмотреть,– лгу я.

Она достает из сумочки аптечку, готовит шприц, дезинфицирует руки и спокойно вонзает иглу себе в предплечье. Я вздрагиваю. Она наблюдает, как я наблюдаю за ней, а инсулин тем временем вливается ей в кровь. Внезапно я чувствую прилив смирения. Приставать к Аи – это все равно что кричать цветку, чтобы он рос быстрее,– так же грубо. К тому же если бы она отвергла меня, мне пришлось бы покончить с собой с помощью микроволновки.

– Итак, Миякэ,– говорит Аи, когда игла выскальзывает обратно.– Каков твой следующий шаг?

Я с трудом сглатываю.

– Э-э… что?

Она промокает капельку крови кусочком стерильной ваты.

– Теперь, когда ты передумал искать отца, ты останешься в Токио?

Я встаю и начинаю вытирать сковородку.

– Я… еще не знаю. Прежде всего мне нужны деньги, поэтому я, наверное, останусь в «Нероне», пока не подвернется что-нибудь получше… Я хочу показать тебе пару писем, которые прислала мне мать.

Аи пожимает плечами.

– Хорошо.

Я смахиваю с полиэтилена крошки льда; она читает. Заканчиваю с посудой и принимаю душ.

– Ты долго был в душе.

– Э-э… когда я встаю под душ, мне кажется, что я вернулся на Якусиму. Теплый дождь.– Я киваю на письма.– Что ты о них думаешь?

Аи аккуратно вкладывает письма обратно в конверты.

– Я сейчас думаю, что же я о них думаю.

«Фудзифильм» показывает десять часов. Нам пора идти – Аи хочет успеть домой до того, как бары закроются и возможные преследователи разбредутся по улицам, а мне нужно быть на работе к полуночи. Внизу Бунтаро жует «Принглз» и смотрит фильм, полный киборгов, мотоциклов и сварщиков.

– Как салат? – спрашивает он так невинно, что я готов его убить.

Киваю на экран:

– Что смотришь?

– Проверяю два закона кинематографа.

– Какие?

– Первый закон гласит: «Любой фильм, название которого заканчивается на «-атор», ничего не стоит».

– А второй?

– «Качество любого фильма находится в обратной зависимости от количества снятых в нем вертолетов».

– В каком-то смысле,– говорит Аи, когда мы приходим на станцию Кита-Сэндзю,– я хотела бы, чтобы ты не показывал мне этих писем.

– Почему?

Аи позвякивает монетами.

– Не думаю, что тебе понравится то, что я действительно думаю.

Последние мотыльки осени вьются в мигающем свете фонарей.

– Я показал их тебе именно затем, чтобы услышать, что ты о них думаешь.

Аи покупает билет – я показываю проездной,– и мы спускаемся на платформу.

– Ты нужен своей матери, и твоя жизнь могла бы стать намного богаче, если бы она была радом. Твоя отстраненность не поможет ни тебе, ни ей. Эти письма – переговоры о мире.

Ее слова отчасти сбивают меня с толку.

– Если она хочет, чтобы я написал ей или позвонил, почему она не дала мне свой адрес в Нагано?

– А тебе не приходило в голову, что она боится дать тебе возможность отвергнуть ее? – Аи ловит мой взгляд.– И потом, она ведь написала тебе, где живет,– «Гора Хакуба».

Я смотрю в сторону.

– «Гора Хакуба» – это не адрес.

Аи останавливается.

– Миякэ, для такого умного парня,– «вззззззззз!» – звенит мой детектор сарказма,– ты просто виртуоз самообмана. У подножия Хакубы не может быть больше десятка отелей. По сравнению с поиском безымянного человека в Токио найти твою мать – пара пустяков. Ты мог бы найти ее завтра к вечеру, если бы действительно хотел.