Сон № 9 - Дэвид Митчелл (2001)

– Дорогая, я знаю! Ты слишком остро реагируешь… ты… просто… дорогая… послушай меня! Ты слушаешь? Спасибо. Я был вынужден ночевать здесь, потому что если я оставлю это на мелкую сошку, они все испоганят, и мне придется ночевать здесь еще чаще, чтобы разгрести бардак, который они натворят, кроме того, моего клиента пошлют к черту, и он передаст свои дела кому-нибудь поприличней, а мне урежут премию, и тогда как я, черт возьми, смогу заплатить за этого треклятого пони? Прекрати – прекрати это, дорогая,– да, я знаю, что у всех ее подруг есть пони, но у всех ее подруг папочки – судьи, у которых больше денег, чем во всех банках этой треклятой Швейцарии, вместе взятых… Ты думаешь, мне нравится эта сверхурочная работа, будь она неладна? Ты думаешь, мне это нравится? Что? О, о, о, так вот почему мы об этом заговорили, верно? У тебя снова приступ паранойи! Да как тебе в голову пришло, дорогая… Что? Ты шутишь! Нет. Скажи мне, что ты шутишь. Ах, так. Что ж, лучше новости с утра ты не могла придумать. Частный детектив. Ты глупая маленькая женщина. Конечно, частный детектив накопает тебе сколько угодно дерьма! Почему? Потому что им нужна клиентура! Я слишком возмущен,– слышно, как стукнула дверца шкафа,– чтобы продолжать этот разговор. Мне нужно работать. А если у тебя достаточно денег, чтобы выбрасывать их на подобные игры, к чему эта спешка с продажей акций, которые оставил старик? Да, тебе тоже хорошего дня. Дорогая.– Он вешает трубку.– И желаю тебе спрыгнуть с балкона, моя дорогая.

Я делаю глубокий вдох…

Он может узнать меня…

Он может не узнать меня, и я могу сказать ему…

Он может не узнать меня, и я могу не сказать ему…

Я стучу. Пауза. Потом бодрое: «Войдите!» Я узнаю своего отца по фотографии, которую мне дал Морино. Он лежит на огромном диване, одетый в утренний халат.

– Разносчик пиццы! Ты подслушивал мой разговор?

– Я изо всех сил пытался этого не делать.

– Пусть это будет для тебя уроком.

– Извините, я…

– Запомни: дороже держать пони в соломе, чем шлюху в меху.

– Не думаю, чтобы это мне когда-нибудь пригодилось.

Мой отец усмехается – усмешкой человека, который всегда получал то, что хотел,– и знаком приглашает меня подойти. Из окна на заднем плане открывается великолепный вид на соседние небоскребы, но у меня свой вид, и я выпиваю его до последней капли. Слишком черные волосы. Подставки для обуви в платяном шкафу. Фотография сводной сестры в костюме лебедя на письменном столе. Форма его рук. То, как он поворачивается, почти не сгибая спину. Кажется, его тело в лучшей форме, чем его фирма,– похоже, он частенько навещает спортзал.

– Ты не Онидзука и не Дои.

Нет, я сын твоей первой любовницы.

– Нет.

– Ну,– мой отец ждет ответа,– кто же ты?

– Повар.

– Ого! Значит, это ты готовишь мои чудесные «Камикадзе»?

– Только на этой неделе. Меня наняли временно.

Он кивает на коробку с пиццей:

– Тогда я бьюсь об заклад, что ты никогда не видел ничего похожего на мою «Камикадзе», я прав?

Я ставлю коробку на кофейный столик:

– Сочетание необычное.

– Необычное? Уникальное!

Пахнет духами и вином.

Мой отец хмурится и улыбается одновременно:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Я скажу тебе это сейчас или уйду навсегда.

Он усмехается:

– Ты выглядишь так, будто твоя ночь была почти такой же длинной и утомительной, как моя.

Как же ты себя любишь.

– До свиданья.

Притворное удивление пополам с обидой:

– Ты не хочешь, чтобы я где-нибудь расписался?

– О… Да. Здесь, пожалуйста…

Мой отец небрежно расписывается на квитанции.

Как бы я хотел размозжить тебе голову твоим кубком за игру в гольф.

Я хочу закричать и, кажется, разрыдаться.