Сон № 9 - Дэвид Митчелл (2001)

Крик вырывается из моей груди

Андзю проносится мимо и со смехом приземляется на ветку внизу, а потом снова ныряет вниз – к следующей ветке. Она исчезает в листве, но смех ее слышится еще долго.

***

Стрелки «Фудзифильма» показали два часа и двинулись дальше. Ночь, как она есть, набита минутами; но они одна за другой истекают. Моя капсула набита Хламом. Посмотрите значение слова «хлам» в словаре, и вы получите картинку моей капсулы над «Падающей звездой». Жалкая колония в империи Хлама. Старый телевизор, футон из рисовой соломы, складной столик, поднос с разрозненной кухонной утварью, спасибо жене Бунтаро, чашки с грибковыми культурами, ревущий холодильник с хромированными нашлепками. Вентилятор. Стопка журналов «Скрин», от которых избавился Бунтаро. С Якусимы я привез только рюкзак с одеждой, «Дискмен»[26], диски с записями Джона Леннона и гитару. В день моего приезда Бунтаро посмотрел на нее с опаской.

– Ты ведь не собираешься эту штуку подключать?

– Нет,– ответил я.

– Акустическую можешь оставить,– сказал он.– Но если притащишь электрическую, окажешься на улице. Так записано в договоре.

Я не собираюсь с ней общаться. Ни за что. Она попытается отговорить меня от поисков отца. Интересно, сколько времени понадобится таракану, чтобы умереть? Клеевая ловушка называется «тараканий мотель», на стенках у нее нарисованы окна, двери и цветы. Искусственные тараканы машут всеми шестью лапками: «Заходите, заходите!» В качестве приманки внутри лежит пахнущий луком пакетик – в любом приличном токийском супермаркете можно купить ловушки с запахом карри, креветок и копченостей. Когда я вошел, Таракан меня поприветствовал. Он даже не потрудился изобразить испуг. Он усмехнулся. И кто же у нас теперь смеется последним? Я! Нет. Он. Я не могу уснуть. На Якусиме ночь значит сон. Больше заняться особенно нечем. В Токио ночь не значит сон. Панки гоняют по торговым пассажам на скейтах. Хостессы[27] подавляют зевоту и поглядывают на «ролексы» клиентов. Бандиты Якудзы чинят разборки на опустевших строительных площадках. Школьники младше меня устраивают турниры по секс-гимнастике в отелях любви[28]. Где-то наверху мой собрат по бессоннице спускает в туалете воду. Труба у меня за головой начинает петь.

Прошлая среда, мой второй день в качестве трутня на вокзале Уэно. В обеденный перерыв оттягиваюсь по-большому в туалетной кабинке, покуривая «Салем». Вдруг слышу, как открывается дверь, скрипит «молния» и по фарфору писсуара бьет струя мочи. Потом раздается голос – это Суга, повернутый на компьютерах тип, чье место я займу в конце недели, когда он вернется в колледж. Очевидно, думает, что он здесь один.

– Извините, вы – Суга? Это ваша вина?

Он говорит не своим обычным голосом, а голосом мультяшного персонажа – такие упражнения наверняка здорово дерут связки.

– Не хочу вспоминать, не хочу вспоминать, не хочу вспоминать. Не заставляйте. Нельзя меня заставлять. Не заставите. Забудьте! Забудьте! Забудьте!

Его голос становится обычным – вкрадчивым и гнусавым:

– Я не виноват. Такое со всяким могло случиться. С кем угодно. Не слушайте их.