Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Верлак подошел ближе.

– Ты меня помнишь, Лемуан?

Тот явно помнил судью, устроившего ему максимальный срок за два случая неподобающего поведения: оскорбление словом и действием двух девочек-подростков прямо рядом со зданием школы.

Полик оперся на подлокотники кресла и качнул пару раз, потом отпустил. Лемуан стал торопливо разворачиваться.

– Все, уезжаю, уезжаю!

– Я почему-то думал, что он из Экса исчез, – вздохнул Верлак.

Полик стоял на тротуаре, чтобы Лемуан его видел, и обратил внимание, что судья провожает его взглядом, пока он не скрылся за углом. Верлак вспомнил слова Филиппа Ларкина, что любой человек, богатый или бедный, красавец или урод, – обречен на разочарование. Поэт цинично разделил людей на две группы: тех, кто не любит, и тех, кого не любят. Лемуан, решил Верлак, попадает в обе. Родители самого Верлака были нелюбящими, а брат? А брат – нелюбимым.

– Ручаюсь, он поехал в парк Журдан, – сказал Полик.

– Надеюсь, что нет. – Верлак подумал, что в такой серый день в парке будет мало народа. Девушек. – Вы обратно в здание?

– Нет. Секретарша Мута ждет вас на четвертом этаже. – Полик слегка улыбнулся, что Верлаку показалось странным, но он ни о чем не спросил.

– Хорошо, тогда увидимся здесь же завтра утром.

Он вошел в здание и тут же вспомнил свои студенческие годы – хорошее время, вдали от всего, что случилось в Париже. Быть студентом – это роскошь (как ни странно, самими студентами мало ценимая): иметь возможность читать и писать весь день.

Он поднялся по лестнице и встретил высокую белокурую женщину в полицейской форме, с волосами, увязанными в тугой пучок, и едва заметной бледно-розовой помадой на губах.

– Здравствуйте, господин судья!

Она протянула тонкую руку.

– Добрый день, – ответил он, не вспомнив, как ее зовут, но глядя ей в глаза. Она уж точно не из несчастных Ларкина?

Верлак поднялся до четвертого этажа, прошел по коридору и увидел полицейского на стуле возле дверей кабинета. Молодой человек при его появлении вскочил как ошпаренный.

– Господин судья! – воскликнул он.

– Привет. Сидите, сидите! Вам что, никто даже кофе не принес?

Полицейский недоуменно посмотрел на него.

– Да как-то… нет.

Верлак улыбнулся:

– Я вам организую при первой возможности. С сахаром?

У парнишки было такое лицо, будто ему предложили шампанского.

– Да… один кусок. Если это не трудно.

Верлак улыбнулся, вошел в кабинет и был встречен пронзительным воплем:

– Ну наконец-то!

Он выглянул в коридор, посмотрел на рыжего новичка. Тот приподнял плечи, улыбнулся и покрутил пальцем около виска. Верлак рассмеялся.

– Прошу прощения? – сказал он, возвращаясь в кабинет.

Голос принадлежал миниатюрной женщине лет тридцати.

– Я жду уже целую вечность! – пожаловалась она. – В свой выходной день! Мой патрон убит, а я тут сижу и мне никто ничего не говорит!

– Очень скоро вам сообщат всю информацию. Пока же…

– Убит! – перебила она. – А в понедельник учебный день, у меня полно работы… Семестровые оценки уже должны быть, а некоторые преподаватели – всегда одни и те же – тянут время и оценки передают мне в последний момент! А студенты, естественно, хотят свои результаты знать немедленно. И вот с этим со всем…

– Тихо, пожалуйста! – От более резких выражений Верлак смог удержаться. Женщина удивленно уставилась на него. Он воспользовался моментом: – Как вы сами сказали, ваш патрон убит, так что имейте уважение к смерти. Ведите себя тихо и делайте, что вам говорят.

Для большего эффекта Верлак оперся на ее стол. Он вспомнил Полика, нависшего над коляской Лемуана, но понимал, что ему такого эффекта не достичь, комиссар – бывший регбист два метра ростом.