Департамент нераскрытых дел (сборник) - Рой Викерс (1950)

Дождавшись окончания коронерского дознания, Хаверстон осмелел и решил действовать. Как-то ночью он совершил поездку в Линкольншир, в Саут-Холланд, чтобы выбросить револьвер в Северное море. Избавившись от орудия преступления, он решил, что теперь ему нечего бояться. Даже если запахнет жареным, он сумеет вывернуться. Со временем Хаверстон и вовсе успокоился, почувствовав себя в безопасности. Его страхи рассеялись.

Он развлекал в гостиной хорошенькую подружку, когда в дверь позвонили. Провожая в столовую Рейсона и Карслейка, Хаверстон мучительно напряг память, чтобы выстроить линию защиты.

– Думаю, мистер Хаверстон, вы знали Фрэнсиса Уэббера? – начал Рейсон.

– Ну, э… да. То есть когда-то мы довольно часто встречались.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Около восьми часов вечера в тот день, когда он был убит, у него в доме.

Хаверстон придумал этот ответ десять месяцев назад, и теперь, смело разыграв гамбит и приступив к воплощению плана А, ожидал новых вопросов. Когда полицейские озадаченно переглянулись, что полностью вписывалось в его план, продолжил:

– Я не обратился в полицию, поскольку мне нечего было добавить. Кроме того, у меня имелись веские причины держаться в тени. Должно быть, вам известно, что много лет назад Уэббер сбежал с моей женой, иначе вы бы здесь не появились.

– Это не оправдание, – строго возразил Карслейк. – Мы обнаружили неопознанные отпечатки пальцев, которые доставили нам немало хлопот.

– Возможно, отпечатки принадлежат и мне: я был в гостиной минут пять.

– Вот сейчас и проверим, – сказал Карслейк.

Поскольку дело вел Рейсон, Карслейк, хотя и был старшим по званию, достал из портфеля набор для дактилоскопирования и проинструктировал Хаверстона, который прямо-таки горел желанием сотрудничать.

Пока Карслейк сравнивал отпечатки Хаверстона с теми, что были оставлены на месте преступления, Рейсон поинтересовался:

– Войдя в гостиную Уэббера, вы не заметили там каких-то знакомых предметов?

Хаверстон понял, что полиция вышла на след ашуинденского сервиза. План защиты А предполагал, что о фарфоре речь не зайдет, поэтому вопрос инспектора автоматически привел в действие план Б, куда более рискованный. Это объяснение он записал и вызубрил наизусть еще год назад, тщательно продумав каждое слово, и был твердо уверен, что на этот раз не допустит ошибки.

– О, я много чего заметил. Вся мебель в гостиной и холле, а возможно, и в остальных комнатах, принадлежала прежде моей жене и стояла у нас в доме. Собственно, это и привело меня в бунгало Уэббера. Позвольте, я объясню. Мы не виделись с ним лет четырнадцать-пятнадцать. Я слышал, что Уэббер перебрался в Канаду. Моя жена умерла, и самая горестная страница моей жизни была, таким образом, перевернута. Прошлой зимой, в феврале, мы с Уэббером случайно встретились в Сити, и хотя узнали друг друга, не заговорили. Пятого апреля, подъехав к дому, я увидел Уэббера возле гаража. Должно быть, он прождал меня там несколько часов. Он сказал, что сохранил мебель моей жены и чувствует себя обязанным вернуть ее мне, если я захочу забрать. Мы оба держались вежливо, хотя без особой сердечности. Я ответил, что мебель мне не нужна, но, возможно, у него осталась памятная вещь, которая мне дорога, – кофейный сервиз. Эскиз посуды разработал мой покойный тесть, известный художник, сделавший немало для фарфорового завода «Ашуинден».

Признание Хаверстона исторгло у инспектора Рейсона сдавленный возглас, похожий на скорбный вопль.

– Продолжайте, мистер Хаверстон, – усмехнулся Карслейк.

– Уэббер, разумеется, согласился. Не желая доставлять ему лишние хлопоты, я предложил не откладывая забрать сервиз. Мы договорились, что я поеду следом за его машиной, и прибыли на место около восьми.

– Что стало с тем сервизом? – спросил Рейсон.

– Ничего. Он стоит у меня в гостиной. Могу принести, если хотите на него взглянуть.