Два капитана - Каверин Вениамин Александрович (2007)

– Балда, да ведь это же редчайшая вещь!

– Да почему редчайшая? – с досадой возразил Петька. – Ты вот хочешь быть летчиком. Тебе это интересно. А мне рисовать – неинтересно.

– Тише, разбудишь.

– Да, разбудишь его, – сердито глядя на рабфаковца, сказал Петька.

– Ты с ним советовался?

– Он говорит, что я – больной.

Я засмеялся.

– А ведь были же такие случаи, – сказал Петька. – Например, Чехов. Доктор – и писатель.

– Были. Я бы на твоем месте знаешь что сделал?

– Ну?

– Пошел бы в летчики и полетал лет двадцать. А потом стал рисовать.

– Разучишься, забудешь!

Я просидел у Пети до позднего вечера, и Хейфец так и не проснулся. Мы пробовали разбудить его, но он только засмеялся во сне, как ребенок, и перевернулся на другой бок.

Глава 20.

ВСЕ МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ.

Прошли те далекие времена, когда, возвращаясь после десяти часов домой, мы должны были с бьющимся сердцем обходить грозного Яфета, который в огромной шубе сидел на табурете перед входной дверью и спал – хорошо, если спал. Теперь я был выпускной, и мы могли возвращаться когда угодно.

Впрочем, было еще не так поздно – около двенадцати. Ребята еще болтали. Валя что—то писал, сидя на кровати с поджатыми ногами.

– Саня, тебя просил зайти Иван Павлыч, – сказал он. – Если ты придешь до двенадцати. Сейчас который?

– Половина.

– Вали!

Я накинул пальто и побежал к Кораблеву.

Это был необыкновенный и навсегда запомнившийся мне разговор, – и я должен передать его совершенно спокойно. Я не должен волноваться, особенно теперь, когда, прошло так много лет. Разумеется, все могло быть иначе. Все могло быть иначе, если бы я понял, какое значение имело для нее каждое мое слово, если бы я мог предположить, что произойдет после нашего разговора… Но этих «если бы» – без конца, а мне не в чем ни оправдываться, ни виниться. Итак, вот этот разговор.

Когда я пришел к Кораблеву, у него была Марья Васильевна. Она просидела у него весь вечер. Но она пришла не к нему, а ко мне, именно ко мне, и с первых же слов сказала мне об этом.

Она сидела выпрямившись, с неподвижным лицом и иногда поправляла узкой рукой прическу. На столе стояло вино и печенье, и Кораблев наливал и наливал себе, а она только раз пригубила и так и не допила свою рюмку. Все время она курила, и везде был пепел – и у нее на коленях. Знакомая коралловая нитка была на ней, и несколько раз она слабо оттянула ее – как будто нитка ее душила. Вот и все.

– Штурман пишет, что не рискует посылать это письмо почтой, – сказала она. – А между тем оба письма оказались в одной почтовой сумке. Как ты это объясняешь?

Я отвечал, что не знаю и что об этом нужно спросить штурмана, если он еще жив.

Марья Васильевна покачала головой.

– Если бы он был жив!

– Может, его родные знают. Потом, Марья Васильевна, – сказал я с неожиданным вдохновением, – ведь штурмана подобрала экспедиция лейтенанта Седова. Вот кто знает. Он им все рассказал, я в этом уверен.

– Да, может быть, – отвечала Марья Васильевна.

– Потом этот пакет для Гидрографического управления. Ведь если штурман отправил письма почтой, наверно, он и пакет той же почтой отправил. Нужно узнать.

Марья Васильевна снова сказала:

– Да.