Два капитана - Каверин Вениамин Александрович (2007)

– Во—первых, это видно по дневникам штурмана, – сказала я немного дрожащим голосом. – Помните, он приводит слова отца: «Если безнадежные обстоятельства заставят меня покинуть корабль, я пойду к земле, которую мы открыли». Во—вторых… – И я вынула из портфеля фотографии, которые оставил мне Саня. – Вот взгляните… Здесь написано – «Шхуна „Святая Мария“. Этот багор найден на Таймыре.

– Положим. Но почему не допустить, что он принадлежал партии штурмана, который двумя месяцами раньше оставил шхуну?

– Потому что штурман… Где у вас карта? – спросила я, хотя огромная карта Арктики висела над письменным столом и я все время смотрела на нее, но, должно быть, не видела от волнения. – Он шел по дрейфующему льду и совсем в другом направлении. Можно? Я взяла указку и влезла на стул, потому что с полу мне было не достать до мыса Флора. – Вот как он шел. Он вернулся в Архангельск с экспедицией лейтенанта Седова. Но пойдем дальше, – продолжала я, чувствуя, что мне становится холодно и что я снова бледнею, но теперь уже от воодушевления. – Вы говорите, что от Северной Земли до устья Пясины – изученные места и странно, что до сих пор никто не наткнулся на следы экспедиции хотя бы случайно. А Русанов? Сколько лет прошло до тех пор, как были найдены остатки его снаряжения? И где же? В тех местах, куда ходили суда и тысячу раз бывали люди. А этот матрос Амундсена, которого нашли на Диксоне в трех километрах от станции?

Я тогда не знала, что могила этого матроса (его звали Тиссен) находится у портовой столовой и что каждый, кто после обеда отправляется на полярную станцию, проходит тот путь, который оставалось пройти Тиссену, то есть путь от жизни до смерти.

– Нет, дело не в том, что это изученные места, а в том, что отца никогда не искали. Вот его путь: от 79 градуса 35 минут широты между 86—м и 87—м меридианами к Русским островам, архипелагу Норденшельда. Потом, вероятно после долгих блужданий, от мыса Стерлегова к устью Пясины. Здесь старый ненец нашел лодку, поставленную на нарты. Потом к Енисею, потому что Енисей – это была единственная надежда встретить людей и помощь.

Я соскочила со стула. Он гладил бороду и смотрел на меня – кажется, с любопытством.

– Вы так уверены?

– Да. Не может быть иначе. Что же предлагает Григорьев? Ледокольный пароход «Пахтусов» направляется к Северной Земле для научных работ. Это гидрографическая экспедиция, верно?

– Да.

– Отлично. Дорогой он устраивает в нескольких местах базы для двух—трех поисковых партий. Григорьев считает, что нужны только две партии, по три человека в каждой. Мне кажется, что нужны три или моторный бот вместо третьей. Они пойдут мористой стороной прибрежных островов, а «Пахтусов» тем временем будет работать где—нибудь поблизости, так что от него можно будет почти не отрываться.

Я остановилась, потому что начальник Главсевморпути засмеялся и встал. Он обошел стол и сел рядом со мною.

– Да вы настоящая дочка капитана Татаринова, – весело сказал он. – Географ?

– Геолог.

– На котором курсе?

Я отвечала, что давно уже окончила университет и уже два года, как работаю в Башкирском геологическом управлении.

– У вас есть сестры, братья?

– Нет, я одна.

– А мать?

– Умерла.

Он деликатно помолчал некоторое время, потом вернулся к Саниному проекту.

– Конечно, все это далеко не так просто, – задумчиво сказал он. – Но не невозможно… Моторный бот тут, конечно, ни при чем. А вот Григорьева, очевидно, придется вызвать. Где он?

– В Заполярье.

У меня сердце стало биться и биться, и зачем—то я еще раз сказала:

– В Заполярье.

Он лукаво посмотрел на меня.