– Ко мне подошел Парквел Финталлас и сказал, что я… что я нужна им немедля. Что час настал. Вначале я не поняла, о чем речь, но вскоре увидела, что они собрались бежать. Перейти на нашу сторону. И оказалась перед выбором: раскрыть, кто я такая, поддержать их и увести его с остальными в безопасное место, или отречься от них и обречь их на гибель. Однако… – Калия отвела взгляд в сторону. – Однако они все равно погибли. Погибли из-за меня.

– А еще ты едва не развязала войну, – жестко добавил Андуин. – Едва не обрекла на гибель сотни тысяч. Ты это понимаешь?

– Да, Андуин, – огорченно ответила она. – Теперь понимаю. Меня никогда не учили править людьми. Никто не ожидал, что я унаследую трон. Ни политике, ни стратегии я как следует не училась. И потому в тот момент я…

– …просто последовала зову сердца, – закончил за нее Андуин. Весь его гнев исчез, уступив место печали. – Что ж, вполне понимаю. Но правитель не всегда может позволить себе подобную роскошь.

– Верно. Править я еще не готова. Но мне хотелось бы служить народу Лордерона. Ведь это мой народ, а я теперь – совсем как они. По-моему… – Калия улыбнулась. – По-моему, так будет правильно. Всему, что нужно, со временем научусь. А от архиепископа буду учиться быть… вот такой. Быть нежитью, но следовать путем Света.

Возможно, все это должно было казаться ужасным. Чудовищным. Омерзительным. Однако под взглядом Калии Менетил, изменившейся, но оставшейся самою собой, король Штормграда думал только о том, что говорил наару. Да, теперь Калия навсегда освободилась от терзавших ее кошмаров.

И этому он был рад.

Единственное утешение в один из самых суровых дней его жизни…

Эпилог

Нагорье Арати

Велен посоветовал Андуину отправиться в Храм света Пустоты, поговорить с Саа’ра и послушать, что скажет наару. А еще надоумил встретить своих людей в гавани – «зная, какие слова исцелят их душевные раны».

Дреней во всем оказался прав.

Когда корабли вошли в штормградский порт, Андуин встречал их на причале, но вовсе не затем, чтобы поздравить с возвращением. Пришел он с призывом вернуться на нагорье Арати.

С собой он привел землекопов-могильщиков и мастеров-камнерезов, чтоб изготовить надгробия. Народ Лордерона – народ Подгорода – не останется гнить в забвении среди сырого зеленого поля. Всех, кто пожелает вернуться, Андуин пригласил оставаться на кораблях, а остальных – свободно отправляться по домам.

Остались почти все.

Теперь он ходил среди них, разговаривал с ними, вместе с ними хоронил тех, кому хватило мужества преодолеть предубеждения и страх. Отрекшиеся, по собственным словам, несшие караул в Уделе Галена невдалеке от Стены Торадина, наблюдали за ними, но не препятствовали. Под речи о каждом из павших убитые Отрекшиеся наконец-то обрели вечный покой.

Пусть Велен отвергал комплименты в адрес собственной мудрости – Андуин знал, о чем говорит. Все это было не только данью уважения павшим, но и исцелением для раненых сердец. Во время похорон Джема, Джека и Джейка (этих имен Андуину не забыть никогда) у Эммы подкосились ноги, но Филия тут же подхватила старую женщину и не позволила ей упасть. Ее глаза тоже были красны от слез.

– Их больше нет, – сказала Эмма. – Никого у меня не осталось. Совсем я теперь одна.

– Нет, не одна! – воскликнула Филия. – Мы будем помогать друг другу!

С Андуином на нагорье Арати вернулся и Генн. Ему до сих пор не представилось случая поговорить с мальчишкой, а отпускать его сюда одного Седогрив был не намерен. Слушая, как Филия с Эммой утешают друг дружку, он оглянулся на Андуина – тот, явно растроганный до глубины души, отошел в сторонку.

Генн подошел к нему.

– Я знал, что кошки движутся беззвучно, но вы, волки, почти не уступаете им в этом, – сказал Андуин.

– Мы знаем, когда, куда и как сделать шаг, – пожав плечами, ответил Генн.