Дорогами тьмы - Филиппа Грегори (2012)

– Думаю, если люди считают своих соседей источником вселенского зла или опасными сумасшедшими, то достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя. Когда мы относимся к сынам человеческим как к собакам и даже хуже, что это, если не начало конца? А теперь представь, что следующий лорд Варгартен обвинит евреев в грабительских процентах и вместо того, чтобы расквитаться с долгами, расквитается с кредиторами. А теперь представь, что такая, как леди Варгартен, придет к власти. А теперь представь, что горожане, устав жаловаться на соседство с евреями, решатся прогнать их прочь да еще начнут убивать.

Старый клирик посмотрел в лицо Луки.

– Подобного никогда не случится. Да, люди кровожадны и глупы, некоторые, наподобие лорда Варгартена, попросту звери. Но никому не под силу уничтожить целый народ. Это невозможно. Невообразимо.

Дочка хозяйки гостиницы стукнула в дверь и сказала, что готова подавать на стол, если они уберут письменные принадлежности.

– Входи! – радостно завопил Фрейзе. – Я помогу тебе расставить тарелки.

Фрейзе так поспешно смел со стола бумаги, что Лука рассмеялся.

– Прости, Воробушек, но ежели наша госпожа-хозяйка хочет угостить нас ужином с пылу с жару, мы обязаны ей поддаться. И без того мы ей достаточно хлопот сегодня доставили. Хватит уж чинить ей препоны.

Молодая женщина внесла жареное и холодное мясо, свежий хлеб, сыр и сладкий пенистый силлабаб с горой пышных сливок. Фрейзе пододвинул стул, еле дождался, пока брат Пьетро прочтет до конца длинную благодарственную молитву на латыни, и набросился на принесенную еду: низко склонив голову к тарелке, он принялся жадно есть, ни на что не отвлекаясь, почти не дыша.

Долгий день подошел к концу, все валились с ног от усталости. Лука поцеловал руки девушкам, и они, кое-как пожелав своим товарищам доброй ночи, отправились спать. Ишрак улыбнулась Луке, прежде чем покинуть обеденную залу, но ничего не сказала.

Очутившись в своей комнате, девушки, как у них было заведено, расчесали друг другу волосы, заплели их в косы, переоделись в ночные сорочки.

– Тебе не страшно здесь спать? – спросила Ишрак.

– Нет. Танцоров больше нет, чего мне бояться? А тебе – не страшно?

– Нет. Торгаша опасаться нечего, я уверена, сейчас он на пути к Джорджо. Плясунов я тоже не боюсь. Все прошло, сгорело дотла. Но мне кажется, Лука прав и худшее еще впереди. Не для нас, нет, но для евреев.

Изольда, преклонив колени у изножья кровати, погрузилась в молитву, а Ишрак легла на кровать и с блаженным вздохом натянула одеяло до самого подбородка.

– Как я устала, – выдохнула она.

Изольда забралась под одеяло рядом с ней.

– А теперь поведай мне все без утайки, – потребовала она. – Про коробейника, про то, как ты гналась за ним.

– И с чего мне начать?

Изольда широко зевнула.

– Начни с того, как ты примерила сережки и поднялась в комнату хозяйки, чтобы полюбоваться на себя в зеркало.

Медленно-медленно, чуть слышно Ишрак завела свой рассказ:

– Поднимаюсь я наверх, чтобы полюбоваться в зеркале на сережки…

Но Изольда ее больше не слушала, она спала, дыша глубоко и размеренно. Опустив голову на подушку, Ишрак несколько минут глядела на побеленный потолок, прислушиваясь к покряхтыванию старого деревянного дома, готовящегося отойти ко сну. Затем она закрыла глаза и – уснула.

Глубокой ночью, уже перед самым рассветом, когда луна медленно опускалась за горизонт, Изольде приснился сон. Странный сон – не греза о желаемом, не видение произошедших недавно событий, но – кошмар, чужой, даже не ее собственный, невесть как прорвавшийся сквозь пелену ее дремы. Изольду подбросило в постели, и она закричала – душераздирающе, истошно, словно желая докричаться до будущих, не рожденных еще поколений.