Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

Майк позволяет мне попробовать обжарочную станцию. Тяжесть корзины со стекающим маслом меня удивляет. Руки в пластиковых перчатках скользят. Я чувствую, как масло просачивается через сеточку для волос у меня на голове.

— Отлично! — говорит Наанди.

Я узнаю`, как правильно запаковывать, сколько минут каждый продукт может лежать на бимере, прежде чем переходит в разряд отходов, какие чистящие средства используются для каждой поверхности, как говорить менеджеру, что тебе нужно больше мелочи, что среднюю кнопку на стойке нужно нажимать до кнопки главного блюда, иначе клиент не получит фри одновременно с заказом. Наанди с ангельским терпением наблюдает, как я забываю соус ранчо или беру макдабл вместо двойного чизбургера (они идентичны, за исключением того, что в один кладется дополнительный кусочек сыра). Спустя час она все еще чувствует себя достаточно уверенно, чтобы поставить меня на стол собирать еду.

Я никогда не чуралась грязной работы. Господь свидетель, я на своем веку в больнице наносилась уток и наменялась грязных простыней. Но я всегда говорила себе, что в таких случаях пациент чувствует себя еще хуже — физически или эмоционально, или так и так, — чем я. Моя задача заключалась в том, чтобы улучшать жизнь другим насколько возможно профессионально.

Так что работа в фастфуде меня ничуть не беспокоит. Я здесь не ради славы. Я здесь ради зарплаты, пусть даже скудной.

Сделав глубокий вдох, я беру булочку, разрезанную на три части, кладу в тостер и поджариваю. Затем открываю коробку для «Биг-Мака» — это легче сказать, чем сделать в пластиковых перчатках. Две капли соуса из гигантской металлической соусной пушки отправляются на среднюю и нижнюю части, посыпаются резаными листьями салата и рубленым луком. На среднюю в стратегически выверенных местах укладываются огурцы (это должно быть «свидание, но без поцелуев», как сказала Наанди), нижняя часть получает кусочек американского сыра. После этого я достаю из духовки две котлеты 10:1[32] и кладу одну на нижнюю часть булочки, вторую — на среднюю. Потом перекладываю среднюю часть булочки на нижнюю и накрываю верхней, которая присыпана кунжутом. После чего коробка закрывается и передается посыльному для упаковки или стоящему на кассе.

Это, конечно, не прием родов, но я чувствую подъем от хорошо выполненной работы.

Через шесть часов у меня подкашиваются ноги, а я вся насквозь пропахла маслом. Я дважды убирала в туалете, в том числе один раз, когда четырехлетний ребенок заблевал весь пол. Только-только я начала работать помощником кассира, как одна женщина заказывает «Макнаггетс» из двадцати кусочков. Я сама проверяю коробку, прежде чем поставить ее на поднос, потом, как меня учили, называю номер заказа, желаю ей хорошего дня и передаю поднос. Она садится в десяти футах от меня и съедает всю курицу до последнего кусочка. А потом вдруг возвращается к стойке.

— Эта коробка была пуста, — говорит она Наанди. — Я заплатила ни за что.

— Простите, — говорит Наанди. — Мы дадим вам новую.

Я осторожно приближаюсь к ней и тихонько говорю:

— Я проверяла эту коробку. Я видела, как она съела все двадцать наггетсов.

— Я знаю, — шепчет Наанди в ответ. — Она постоянно это делает.

Подходит дежурный менеджер, бледный как смерть мужчина с острой бородкой.

— У вас все в порядке?

— Все замечательно, — отвечает Наанди.

Она берет из моих рук коробочку наггетсов и передает посетительнице, та уносит ее на стоянку. Менеджер возвращается на свое место у окошка выдачи заказов автомобилистам.

— Ну и ну, — бормочу я.

— Если принимать все это близко к сердцу, то и одной смены не выстоишь. — Наанди отвлекается на группу подростков, которые вваливаются в дверь на волне собственного хохота. — В школе уроки закончились, — предупреждает она. — Делайте веселое лицо.

Я поворачиваюсь к экрану, ожидая, когда чудесным образом появится следующий заказ.