Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Какое бы положение ни занимал Густаво в этой жесткой структуре — бразильском высшем обществе, — он самозабвенно играл роль покровителя изобразительного искусства. Не могу сказать, чтобы он глубоко знал литературу и читал запоем, зато дом его можно было с полным основанием назвать музеем истории бразильского искусства, от гравюр времен колонизации до современного модернизма. Любимой эпохой Густаво было эмоциональное барокко. Деревянные позолоченные ангелочки, изделия из серебра с гравировкой на религиозные темы, витые колонны, желобчатые фризы, повсюду в изобилии виноградные кисти, листья и лоза; херувимы, облака и невинные румяные личики повергали его в полный восторг. На пристенных столиках громоздились серебряные церковные скульптуры, кресты для религиозных процессий, светильники, кадильницы в форме птиц и блюда для сбора подаяний. На каждой стене висели деревянные золоченые голуби, символизирующие Дух Святой. Дверь в спальню Густаво охраняла черная Мадонна в стеклянном футляре.

Бразильское барокко — о, это брак, заключенный на небесах. Его драматизм, напряжение, изощренность, даже вычурность идеально подходят темпераментным бразильцам. Да, прагматичная Европа давным-давно оставила все эти излишества, но Бразилии подобная скромность несвойственна. Оказавшись в тропиках, в изоляции от мира, подстегиваемое ностальгией и золотой лихорадкой, барокко в колониальной Бразилии расцвело необузданным пышным цветом, оставив после себя тысячи церквей, сплошь покрытых позолотой, и особенно ярко демонстрируя себя в пышных и ярких церковных праздниках. В коллекции Густаво изделия в стиле барокко были по большей части из бразильского штата Минас-Жерайс, знаменитого месторождениями золота и драгоценных камней. Но и в Рио, как выяснилось, можно встретить яркие образчики барочной роскоши, и Густаво показал мне свои любимые: монастырь Сан-Бенту — шкатулка для драгоценностей, с которой прямо-таки каплет золото. (Здесь, кстати, Густаво учил меня креститься, как это делают добрые католики: «Смотри, как надо, — раз, два, три, четыре, теперь целуешь руку. Смотришь вверх. Закрываешь глаза. Вот умница. Выглядишь шикарно!») Затем мы посетили Пассейу Публику — тенистый парк напротив Лапы, где когда-то богатые люди восторгались каменными арками работы скульптора Валентима, но где теперь «кишели грязные бедняки».

По пятницам мы ходили в эклектичный, в стиле необарокко, «Театру мунисипал» на балет или, изредка, оперу. Театр был построен в духе Парижской оперы (фойе — почти точная копия) в 1909 году, в разгар «прекрасной эпохи» Рио.

Дочери и сыновья кофейных и каучуковых королей блистали в его мраморных и золотых интерьерах, все больше привыкая к подобной роскоши. Сохранилась экстравагантная традиция выпить чего-нибудь перед началом представления, спустившись в шикарный нефритовый салон в египетском стиле. Нынче, однако, требовалось все же включить фантазию, чтобы вообразить дни его расцвета: салон был перегорожен, освещение приглушено с целью экономии электроэнергии, а пиво подавали в дешевых пластиковых стаканчиках. В первый раз, когда я попала в этот театр, давали «Лебединое озеро». Постановка, прямо скажем, так себе — ссылки на точное следование классической европейской хореографии я сочла не просто претенциозными, а несколько даже нелепыми, учитывая, что мы находились в одном из признанных мировых центров современной культуры, — но все же это был балет. Так что я не жалуюсь.