Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть (сборник) - Николас Блейк (1937, 1938)

– По-моему, великий Эмиль Габорио утверждал, что следует подвергать сомнению то, что кажется очевидным, но верить тому, что выглядит невероятным?

– Если он и впрямь такое сказал, я начинаю сомневаться в его величии. Однако какой фантастический парадокс!

– Вовсе нет! Разве убийство само по себе не фантастично? Конечно, если речь не идет об освященном веками обычае, вроде родовой мести. Нельзя подходить к убийству с рациональной точки зрения. Убийца не способен оценивать ситуацию объективно, иначе он не совершил бы убийство. Ты и сам достиг успеха в своей профессии только потому, что умеешь выворачивать факты наизнанку.

– Я не сомневаюсь в твоей искренности, но твои славословия пропускаю мимо ушей. Скажи лучше, ты виделась с Вайолетт Рэттери?

– Всего пару минут.

– Любопытно, чем она угрожала Джорджу, когда они ссорились на прошлой неделе. Старуха смутно намекала на что-то эдакое, пока мы спасали Фила из ее лап. И сейчас мне, как никогда, пригодилась бы твоя женская чуткость и умение слушать.

Джорджия поморщилась:

– Тебе не надоело использовать меня в качестве провокатора? Место женщины на кухне. И отныне я намерена там оставаться. Хватит с меня твоих коварных замыслов. Если собираешься втереться кому-то в доверие, втирайся сам.

– Это мятеж?

– Ты что-то имеешь против?

– Нет, всего лишь хотел удостовериться. Не заблудись, кухня внизу, сначала налево, потом направо…

После ленча Найджел позвал Фила в сад. Мальчик вел себя вежливо, но выглядел рассеянным. Его бледность, худенькие конечности и нервное подергивание век заставили Найджела устыдиться своей цели.

– Насчет той бутылочки, ты знаешь, бутылочки от лекарства. Где ты ее спрятал, Фил?

Мальчик с невинным, почти оскорбленным видом поднял глаза.

– Я ничего не прятал, сэр.

Найджел уже был готов уйти несолоно хлебавши, однако внезапно вспомнил афоризм своего друга, школьного учителя Майкла Эванса: «Смышленый подросток всегда смотрит учителю прямо в глаза, когда собирается солгать». Скрепя сердце, он продолжил:

– А вот Лина утверждает, что отдала тебе бутылочку, чтобы ты ее спрятал.

– Она сама вам сказала? Вы же не думаете, будто Лина… – Фил сглотнул, – …отравила моего отца?

– Конечно, нет. – У Найджела чесались руки разобраться с теми, из-за кого Фил стал так не по годам серьезен. Ему приходилось напоминать себе, что он имеет дело с несчастным забитым ребенком, хотя его суждения и кажутся порой такими взрослыми. – Ничего я не думаю. Меня восхищает твое желание защитить Лину, но в этом больше нет нужды.

– Тогда зачем она попросила меня спрятать бутылочку? – спросил Фил, болезненно наморщив лоб.

– На твоем месте я бы об этом не задумывался, – беспечно ответил Найджел.

– Но я так не могу! Я не ребенок, вы должны мне рассказать.

Найджел понимал, что острый, но неопытный детский ум давно бьется над этой загадкой. И решил поведать мальчику правду, еще не догадываясь, к каким последствиям приведет его откровенность.

– Все очень запутано. Видишь ли, Лина пытается защитить одного человека…

– Кого?

– Феликса.

Сияющее личико Фила помрачнело, словно туча нашла на гладь пруда.

– «Научить дитя сомненьям – распроститься с Воскресеньем»[57], – пробормотал Найджел.

Фил вцепился в рукав его пиджака.

– Это ведь неправда? Я знаю, это неправда!

– Я тоже не думаю, что это сделал Феликс.

– А полиция?

– Полиции положено всех подозревать, а Феликс вел себя слишком неосмотрительно.

– Вы не допустите, чтобы они ему навредили? Обещайте мне! – выпалил Фил.

– Мы не дадим Феликса в обиду, не волнуйся, – сказал Найджел. – Теперь главное – найти ту склянку.

– Она на крыше.

– Где?

– Я покажу, идемте за мной.