Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть (сборник) - Николас Блейк (1937, 1938)

– Превосходная идея. Признаться, вы обвели меня вокруг пальца. Однако для Блаунта слишком хитро. Икс хочет убить Игрека, Игрек убит, значит, его убил Икс. Примерно так он рассуждает. Опасно переоценивать интеллект полицейского – или недооценивать его здравый смысл. И еще: вы дали полиции слишком мало зацепок, чтобы подозрение пало на кого-то другого.

– Послушайте, не такой уж я подлец! – вспыхнул Феликс. – Неужели вы думаете, что я позволил бы им обвинить непричастного?

– Тем не менее некоторые пассажи в вашем дневнике позволяют заподозрить миссис Рэттери, да и версия Блаунта о виновности Фила также опирается на ваши записи.

– Я бы не возражал, если бы Этель Рэттери повесили. Она превратила жизнь Фила в ад. Однако мне и в голову не приходило, что мои записи можно так истолковать! А что до мальчика, то я скорее умер бы, чем причинил ему зло. В некотором смысле, – продолжил Феликс глухо, – Фил действительно убил Джорджа Рэттери. Я мог струсить и отступиться, но мне было невыносимо видеть, как этот негодяй мучает беззащитного ребенка. Для меня это было равносильно тому, как если бы он издевался над Марти. Господи, неужели все зря? А если Фил…

– Ничего с ним не случится. Я уверен, он разумный мальчик, – сказал Найджел как можно убедительнее. – Но как вы собирались объяснить смерть Рэттери?

– Самоубийство, как еще? Увы, Лина взяла склянку, а Фил ее спрятал. Поэтическое возмездие.

– А мотив?

– Джордж вернулся с реки вне себя, и его настрой не прошел бы незамеченным. Коронер всегда спрашивает, не отличалось ли поведение жертвы от его обычного поведения. Полиция решила бы, что он совершил самоубийство в состоянии аффекта, от страха, что ему придется отвечать за смерть Марти… А впрочем, мне было все равно. – Феликс помолчал. – Как странно. Последнюю неделю я места себе не находил, а теперь, когда все кончено, я спокоен.

– Мне жаль, что все так обернулось.

– Вы и так со мной намучались. Когда Блаунт арестует меня?

– Он еще ничего не знает, – медленно промолвил Найджел. – Блаунт до сих пор думает, что убийца Фил. Что не так уж плохо – тем ревностнее он будет его искать. Для Блаунта это дело чести.

– Блаунт не знает? – Феликс встал и подошел к столу, встав спиной к Найджелу. – Пожалуй, ваши мучения со мной еще не закончились. – Он открыл ящик стола, резко обернулся, и его глаза лихорадочно сверкнули. В руке Феликс сжимал револьвер.

Найджел спокойно сидел на стуле. Он ничего не мог сделать – их разделяла целая комната.

– Утром я зашел к Рэттери за Филом – его не было, он сбежал, – и нашел револьвер Джорджа. Решил, вдруг пригодится.

Найджел прищурился, глядя на Феликса с легким нетерпением.

– Вы же не думаете стрелять в меня? Все равно…

– Найджел, дорогой мой, – Феликс печально улыбнулся, – право, я этого не заслужил! Нет, эту игрушку я приберег для себя. Однажды я уже присутствовал на суде по делу об убийстве, второго раза мне не вынести.

Подумать только, размышлял Найджел, чего ему это стоит, какого напряжения воли, какой силы духа. Гордость и чутье истинного художника не позволяют ему испортить финал, дают силы подняться над ситуацией, подавить дрожь плоти. В невыносимых обстоятельствах все мы склонны к красивым жестам – это наш способ примириться с реальностью, смягчить агонию.

– Послушайте, Феликс, – произнес Найджел, – я не хочу отдавать вас Блаунту, потому что не считаю смерть Джорджа Рэттери потерей для человечества. Однако я не могу оставить все как есть. Прежде всего мы должны подумать о Филе, к тому же мне не хочется предавать доверие Блаунта. Если вы напишете признание – во избежание недоразумений будет лучше, если я вам его продиктую – и бросите в гостиничный почтовый ящик для Блаунта, то сегодня я лягу спать спокойно. Мне нужно поспать, голова раскалывается.