Маленький городок в Германии. Секретный паломник (сборник) - Джон Ле Карре (1968, 1990)

В связке насчитывалось не менее пятидесяти ключей, но лишь с полдюжины из них были помечены. Тернер стоял в коридоре там, где прежде стоял Лео, чуть скрытый тенью колонны, и смотрел на дверь шифровальной комнаты. Только Лео расположился здесь в половине восьмого, и он представил себе Дженни Паргитер, выходящей с пачкой телеграмм в руке. Сейчас в коридоре стоял неумолчный шум, и стальная решетка на входе в комнату шифровальщиков поднималась и падала, как нож гильотины, когда девушки из референтуры приносили новые телеграммы и забирали поступившие. Но в ночь того четверга все было спокойно. Затишье перед надвигавшейся бурей, и Лео разговаривал с ней там, где сейчас стоял Тернер. Он посмотрел на часы, затем снова на связку ключей и подумал: пять минут.

Затем прошел по коридору до самого вестибюля, глянул вниз вдоль лестницы и увидел, как вечерняя смена машинисток вышла из здания в темноту, словно спасаясь с горящего корабля, сбегая в спасительную прохладу наступавшей ночи. Он наверняка шел быстрой, но беспечной походкой, потому что Дженни могла наблюдать за ним сзади, а Гонт или Макмуллен тоже видели, как он спускается по ступеням – поспешно, но без намека на радость триумфатора.

Он постоял в вестибюле. И все же какой это был огромный риск, внезапно пришла мысль. Какая опасная игра. Толпа на входе расступилась, чтобы дать войти двум немецким чиновникам. С черными портфелями в руках они двигались величаво, как хирурги, прибывшие для проведения сложной операции. Под плащи они повязали серые шарфы, широко и плоско распластав их, как часто делали русские. Какой риск! Дженни могла передумать, пойти за ним следом и выяснить все через минуту, если только действительно не знала заранее, что Лео ей солгал. Она бы все поняла, добравшись до вестибюля и не услышав пения из конференц-зала, заметив, что никого из десятка певцов не отметили в книге регистрации, а на вешалках рядом с дверью, у которых сейчас снимали плащи немецкие визитеры, нет ни пальто, ни шляп. Она бы догадалась, что Лео, вечный изгой, никудышный любовник и способный лишь на самые заурядные трюки обманщик, откровенно солгал ей, чтобы получить ключи.

«Символ самопожертвования, который равнозначен символу любви. Но разве мужчина способен понять такое?»

Прежде чем вернуться в коридор, Тернер задержался и осмотрел лифт. Покрашенная золотистой краской дверь была заперта на замок. Чернела стеклянная панель по центру, заколоченная изнутри фанерой. Два крепких стальных прута образовывали подобие дополнительной горизонтальной решетки.

– Давно все это в таком виде?

– Со времени событий в Бремене, сэр.

– А когда случилась заваруха в Бремене?

– В январе, сэр. В конце января. Сделано по рекомендации из министерства, сэр. Оттуда даже специально прислали человека. Он установил решетки на двери подвалов и запер лифт, сэр. – Макмуллен делился информацией так, словно давал свидетельские показания в суде Эдинбурга – размеренно, в такт дыханию произнося фразы отрывочными сериями. – Он работал здесь все выходные, – добавил он почти восхищенно, поскольку сам принадлежал к числу мужчин, слишком любивших себя, чтобы утомлять физическим трудом.

Тернер медленно пошел сквозь полумрак в сторону кабинета Хартинга: вот эти двери были тогда закрыты, здесь свет не горел, в той комнате никого не было и царила тишина. Мог ли свет луны пробиваться сквозь решетки на окнах? Или вдоль стен мерцали синие ночники, привезенные из вечно экономной Британии, а в сводах потолка отдавались только его шаги?

Мимо прошли две девушки, нарочито одетые так, чтобы уместно выглядеть в любой ситуации. На одной из них были простые джинсы, и она смерила его прямым взглядом, явно оценивая, сколько может весить столь массивный человек. «Господи, – подумал он, – очень скоро мне захочется прижать к себе такую девицу», – после чего открыл дверь кабинета Лео и встал посреди темной комнаты.