Секретный паломник - Ле Карре Джон

А теперь перенесемся в старинный городок Райе в графстве Кент, где две сестры, обе звавшиеся мисс Куэйл, владели мастерской по реставрации гобеленов, и по счастливому стечению обстоятельств (или лучше назвать это прихотливыми законами социальных связей в английском обществе?) их брат Генри являлся отставным офицером нашей Службы. Генри срочно разыскали, сестер вытащили из теплых постелей, и реактивный самолет Королевских военно-воздушных сил доставил их на римский военный аэродром, откуда автомобиль домчал до того места, где находились мы. Потом Монти уже вполне хладнокровно вернулся к фасаду здания и поджег дымовую шашку, нагнавшую на всех страха и заставившую половину Ватикана совершенно опустеть, что дало нашей новой вспомогательной команде необходимые четыре часа. И после полудня того же дня гобелен тщательно залатали, а мы установили микрофон куда хотели.

Сцена снова меняется, и мы присутствуем при торжественном ужине, устроенном для нас гостеприимными хозяевами из Ватикана. У дверей угрожающе выстроились швейцарские гвардейцы. Монти, заткнув за ворот салфетку, сидит между чопорными мисс Куйэл и, собирая куском хлеба с тарелки остатки соуса от каннеллони, занимает дам рассказами об успехах своей дочери в школе верховой езды.

– Вы, конечно же, не знаете об этом, Роузи, да и откуда вам знать, что моя Бекки – лучшая в своей возрастной категории во всем Южном Кройдоне…

А потом Монти замолкает на полуслове, не в силах больше вымолвить ни слова. Он читает только что переданную ему мной записку, которую я получил из рук в руки от курьера нашей римской резидентуры: «Билл Хэйдон, начальник отдела тайных операций Цирка, признался в том, что он агент московского Центра».

И порой мне даже кажется, что это стало величайшим из всех преступных деяний Билла: он разрушил царившую за нашим столом радостную и легкую атмосферу.

Я вернулся в Лондон, и мне сообщили, что скажут, когда им будет что сказать. Через несколько дней главный кадровик уведомил: я попал в категорию «ограниченно годных». На жаргоне Цирка это означало: «следует назначать только в дружественные нам страны». Звучало это примерно так же, как приговор врача, что остаток жизни мне предстояло провести в инвалидной коляске. Я не совершил никаких ошибок, не покрыл свое имя позором – скорее наоборот. Но в нашей профессии главным всегда считалось сохранение «легенды прикрытия», а моя оказалась скомпрометирована.

Я привел в порядок свой стол и до конца дня устроил себе выходной, отправившись за город, но саму поездку не запомнил, хотя у меня есть привычный маршрут для прогулок в долинах Суссекса по схожим со спиной кита меловым холмам, где скалы достигают высоты пятисот футов.

Прошел еще месяц, прежде чем я услышал вынесенный мне приговор.

– Боюсь, вам снова придется работать с эмигрантами, – сообщил кадровик. – И опять в Германии. Но жалованье и представительские у вас будут вполне приличные. Даже горными лыжами сможете заниматься, если отправитесь куда-нибудь повыше.

Глава 6

Приближалась полночь, но доброе расположение духа Смайли только улучшалось с каждой новой историей, нарушавшей принятые каноны Цирка. Он похож на веселого Санта-Клауса, подумал я, который вместе с подарками раздает листовки самого крамольного содержания.