Квантовая ночь - Роберт Сойер (2016)

– Мои исследования широко цитируются, – сказал я, чувствуя себя так, будто деревянный пол свидетельской скамьи раскалывается подо мной, – и, в свою очередь, опираются на классические работы Клекли и Милгрэма.

– Однако, в отличие от них, вы пришли в эту область, имея собственные планы, не так ли?

Казалось совершенно бесполезным напоминать, что Стэнли Милгрэм происходит из семьи евреев, погибших в Холокосте, – что его работа посвящена попыткам найти смысл в бессмысленном, постичь необъяснимое, понять, каким образом нормальные люди в здравом уме могут делать такие вещи с другими мыслящими, чувствующими существами.

– Я не стал бы так утверждать, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Нет, – отозвалась Белинда Диккерсон, снова глядя на мужчин и женщин на местах присяжных, которые – все как один – сосредоточенно внимали происходящему. – Уверена, что нет.

* * *

Судья Кавасаки наконец объявил перерыв, и я вышел из зала суда с вновь заколотившимся сердцем – чувство, которое, принимая во внимание моё прошлое, я терпеть не мог. Хуан Санчес собирался обедать с Девином Беккером, но я сомневался, что они обрадовались бы, если бы я к ним присоединился. Я вышел под дневную жару на горячий воздух, дрожащий над асфальтом парковки, трясущейся рукой вставил блютус-ресивер в ухо и позвонил сестре в Калгари. Раздался гудок, потом женский голос произнёс:

– «Моррел, Томпсон, Чандлер и Марчук».

– Хизер Марчук, пожалуйста. – Брак моей сестры распался много лет назад, задолго до моего, но на профессиональном поприще она всегда пользовалась девичьей фамилией.

– Могу я спросить, кто ей звонит?

– Её брат, Джим.

– О, мистер Марчук, здравствуйте. Вы в городе?

Обычно я довольно хорошо запоминаю имена, и, думаю, если бы не был так взбудоражен, то вспомнил бы, как зовут секретаршу. Я даже вспомнил, как она выглядит – миниатюрная блондинка в круглых очках.

– Нет. Хизер на месте?

– Я сейчас вас переключу.

Я видел, как дородный детина пялится на меня – вероятно, репортёр в надежде на интервью. Я повернулся и быстрым шагом пошёл прочь.

Мы с сестрой общаемся пару раз в месяц – чаще ей Густав не позволяет, – но всегда по вечерам; она была явно удивлена тем, что я позвонил среди рабочего дня.

– Джим, у тебя всё в порядке? Ты где?

На первый вопрос я утвердительно ответить не мог, поэтому перешёл сразу ко второму:

– В Атланте.

Хизер слишком хорошо меня знала.

– Что-то не в порядке. Что?

– Ты знала, чем занимался дедушка Кулик во время войны?

Секундная пауза. Где-то далеко – там или здесь, я не мог определить – выла сирена.

– Что за чёрт, Джим?

– Прости? – Вопрос, не извинение.

– Что за чёрт? – повторила она.

– Ты о чём?

– Джим, если это какая-то дурацкая шутка…

– Я не шучу.

– Ты прекрасно знаешь, чем он занимался во время войны в том лагере.

– Ну, теперь-то я знаю, – сказал я. – Узнал сегодня. Я давал показания как свидетель-эксперт на том процессе, про который тебе рассказывал. И прокурор вывалил на меня эту новость.

– Это не новость, бога ради, – сказала Хизер. – Об этом стало известно много лет назад.

– Почему ты мне не рассказала?

– Ты рехнулся? Мы все об этом знали.

В голове у меня плыло.

– Я этого не помню.

– Серьёзно?

– Серьёзно.

– Джим, послушай, у меня встреча с клиентом через… чёрт, я должна бежать прямо сейчас. Я не знаю, что тебе сказать, но обратись к кому-нибудь, хорошо?

4

После утреннего потрошения я был бы рад отправиться домой, но, когда судья объявлял перерыв, мисс Диккерсон дала понять, что со мной ещё не закончила. Не найдя веганских блюд в кафетерии суда, я решил остановиться на упаковке салата и чашке чёрного кофе.

Фейерверк начался сразу же, как только слушания возобновились.