Всесожжение - Цезарий Збешховский (2013)

В пять проезжаем Сигард. На фоне неба темнеют верхушки жилых и офисных башен, более современных, чем смогоскрёбы в городе Рамма, спроектированные лучшими авангардными архитекторами. Город раскинулся на нескольких холмах и оплёл речные каналы сетью мостов, набережных и пешеходных мостиков. Это даёт ему преимущество перед столицей, расположившейся на равнине, которую пересекают пополам широкие разливы Весны, грязной, замуленной реки.

Мы въезжаем на холмистую местность Лонской возвышенности, которая дальше на юг переходит в плато Тирона и Крутые горы.

Военный транспортёр сопровождает конвой до съезда с автострады на «двенадцатку» – дорогу регионального значения. Поручик Торрес желает нам счастливого пути и коротко информирует, что в этом месте заканчивается территория, на которой действуют партизаны. Morozhenoje мы оставили позади, сочная трава и кроны дубов зеленеют в лучах солнца, природа здесь мутировала значительно меньше, чем в центре.

Мы движемся по однополоске с расширенной обочиной, движение пока что слабое, поэтому можно набрать скорость. Дети просыпаются словно по команде в Лазурном саду, когда мы сворачиваем на дорогу местного значения, ведущую к Радецу. Две машины второго конвоя покидают колонну. Они едут в Хемниц за боеприпасами для Замка, которую обычно доставляли транспортные дельтапланы. Однако сейчас мы уже не рискуем с воздушными перевозками, так как после аварии СКП военные компьютеры закидывают ракетами всё, что больше разжиревшего голубя.

Дорога становится всё более извилистой, но хорошо сохранилась – ровная, как стол из масы. Колонну ведёт джип спецназа, за ним едет «мерседес» членов правления «ЭЭ», лимузин Security Corps, «майбах» отца, наш спальный «бентли» и вторая машина охраны. В это время суток вся дорога в нашем распоряжении. Мы въезжаем в сеть туннелей и ущелий в известняковых скалах. Мы находимся на территории заповедника Радец. Сетевая реклама говорит, что это самый красивый памятник неживой природы во всей Рамме. Коридоры, проделанные водой и шахтёрами, добывающими железную руду, кальцит и цветную известь, выглядят впечатляюще. Разноцветные слои скал, уложенные ровно один над другим, искрящиеся в лучах солнца каменные леса вертикально поставленных колонн, разбросанные тут и там водопады. Серебристые кусты и карликовые деревца, выросшие на склонах гор.

Дети не могут отвести взгляд от этого пейзажа, показывают что-то друг другу через стеклянную крышу машины, спрашивают про странные сосны, которые растут наверху, про каменные, напоминающие грибы колонны и ступени. На середине дороги к Радецу, на возвышенности, которую местные называют Голгофа, стоят три медных креста.

– Расскажи ещё раз, папа! – просит восхищённый Иан.

– Это памятник людям, которые погибли в шахтах. Выветриваемые скалы погребли под собой много шахтёров, которые прокладывали туннели. Другие утонули, когда попали в русло подземной реки.

– Это страшно, что они так погибали, – Иан вертит головой. Точно как я.

– Что такое подземная река? – допытывается Эмиля.

– Нам стоит почаще бывать дома, – на SII-5L включается Луиза. – Мы месяцами бесцельно сидим в Рамме, а дети вдыхают горный воздух из кондиционера.

– Дебильные идеи отца быть поближе к фабрике. А сам и так связывается с людьми через порталы, а на встречи высылает фантомов.

Перед нами темнеет Сулима, старейшее и самое большое из всех ущелий. Недалеко от северного входа находится маленький водопад и каменная табличка с Гжималой, семейным гербом. Осталось десять километров, чувствую себя почти дома.