Ухожу в памяти ещё дальше. Лето, несколько месяцев после происшествий на Соммос, площадь перед реабилитационным центром в Сигарде. На овальной клумбе растут розы: белые, кремовые и красные. По парковым аллейкам прогуливаются пациенты, у них повреждены конечности и сознания – жертвы несчастных случаев, аварий нано, отторжения трансплантаций. Лица, покрытые металлическим лишаём, глаза как мёртвые вулканы, мешковидные наросты на имплантатах, запах разложения. Они пользуются электрическими колясками и маленькими экзоскелетами (чириканье птиц смешивается с шумом приводов). Очередной ленивый день в обществе членов семьи и искусственных ассистентов типа R.

Я сижу в одиночестве на больничном балконе, в кресле из масы, принявшем самую удобную форму. Солнце слепит меня всё больше, несмотря на тёмные очки и огромный зонтик. Не действуют средства, снижающие чувствительность, даже лошадиные дозы наркотиков. Я не хочу спать – небытия боюсь ещё больше, чем фантомных болей после реинкарнации. Новая оболочка извивается в адских муках, хотя врачи утверждают, что это невозможно. Они присматриваются к психологическим основам, реакции ПТСР.

На подъезде стоит гражданская скорая. Санитары вытягивают изнутри платформу с телом молодой девушки, на подушке пылают рыжие волосы. Я сосредотачиваю на них бегающий взгляд. Платформа зависла в антиполе напротив балкона. Девушка открывает глаза, залитые голубым цветом. Из разговоров санитаров я собираю воедино информацию, что пациентка оказалась в месте френического взрыва (колыбель помогает услышать – неудавшийся эксперимент Медицинского центра К.А.R.М.А.), получила огромную дозу излучения. Она пристально смотрит на меня, просверливает взглядом насквозь. У неё оливковая кожа и чувственные губы, из уголка рта стекает струйка слюны. Я думаю, что она всё ещё без сознания, а открытые глаза – это тик неконтролируемых мышц лица.

– Привет, я Пат, – чёрный голос раздаётся где-то внутри черепа, как будто мы были на непосредственном канале SII.

– Привет, – я нервно проверяю, не взломала ли она колыбель, но я даже не залогинился в сети. – Скажи, как ты это сделала?

– Это, наверное, проявление френического безумия, – она улыбается недвижимым лицом. – Я приехала, чтобы познакомиться с тобой, по крайней мере, мне так кажется. Предчувствовала, что это в конце концов произойдёт.

– Ты не могла, – я подбираю правильные слова, – выдумать меня себе из ничего.

– Однако именно так и было, – санитары толкают её платформу. – Мы ещё встретимся, Францишек.

– Откуда ты знаешь моё имя?!

Она уплывает по направлению к входу, не отвечая на вопрос. Теперь я начинаю понимать, что она не ответила на него в течении всех тех лет, которые наступили потом, а её странные объяснения, брошенные, чтобы я отцепился, нельзя было воспринимать всерьёз. Однажды она нашла в Синете упоминание о семье Элиасов… её преследовала мысль о сумасшедшем фатуме… она увидела моё лицо в отблеске голубого света и влюбилась без памяти… Что ж, вполне возможно, это был сон из детства – самый старый сон, который она помнила.

Разумеется.

– Пат безусловно была шпионом, – издевательски отзывается Луиза. – И использовала двойной камуфляж. Снимала с себя подозрения, целенаправленно их возбуждая.

– Ты же знаешь, что я не об этом. Хочу описать всё без украшений. Лу, тебя уже пробудили?

– Добавлю ещё, что она обжиралась смесями из Арракиса, отсюда голубизна, которую ты увидел в её глазах. Меня пробудили. Операция прошла успешно.

– Хорошо, – вздыхаю с облегчением.

– Через пару часов я снова буду на ходу. Хотела лишь проверить, как ты. А сейчас снова перехожу в пассивный режим.

– Возвращайся как можно быстрее. Знаешь, что я от тебя зависим.