Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

Высота помещений на самой нижней палубе «Цереры» не превышала шести футов, а это означало, что голова Ричарда находилась на расстоянии полудюйма от потолка, а Айку Роджерсу не удавалось даже выпрямиться во весь рост. Потолочные балки располагались на фут ниже, расстояние между ними составляло шесть футов. По этой причине любая ходьба превращалась в пародию на шествие монахов: заключенные передвигались семенящей походкой, через каждые два шага почтительно наклоняя головы.

Бристольцы давно притерпелись к вони, которую ветер заносил в зарешеченные окна, гуляя по промозглому помещению с красными стенами, простирающемуся от переборки под фок-мачтой до кормовой переборки. В целом помещение имело в ширину сорок, а в длину – сто футов. Вдоль внешней стены, то есть обшивки судна, располагались дощатые нары высотой с обычный стол, на которых заключенные рассаживались, как на скамьях. Видимо, те же нары служили и кроватями, поскольку кое-где заключенные лежали на них – или отдыхая, или мучаясь в горячке. Еще один настил шириной в шесть футов также служил ложем. Посреди комнаты тянулся третий ряд нар шириной также в шесть футов. В этом помещении с кричаще-красными стенами обитало восемьдесят мужчин. Как только в комнату втолкнули дюжину вновь прибывших, все разговоры смолкли, головы повернулись к двери.

– Вы откуда? – спросил один из мужчин, сидящий близ двери.

– Из глостерской тюрьмы, – ответил Уилл Коннелли.

Незнакомец поднялся. Он был невысок ростом и проходил под балками не нагибаясь, телосложением напоминал не карлика, а скорее жокея, лицо у него было как у человека, который почти всю жизнь провел среди лошадей – морщинистое, жесткое, удлиненное книзу. На вид ему можно было дать и сорок лет, и все шестьдесят.

– Как жизнь? – осведомился он тоном утверждения, а не вопроса, приближаясь к новичкам и протягивая им маленькую ладонь. – Я Уильям Стенли из Синда, это близ Девайзеса в Сомерсете. Но судили меня в Уилтшире.

– Почти все мы слышали про Синд, – с усмешкой отозвался Коннелли и представил своих товарищей, а затем со вздохом поставил сундук на пол. – Ну, и что дальше, Уильям Стенли из Синда?

– Проходите. Должно быть, Сайкс уже успел пощупать вас? Ему это по душе – он не прочь, так сказать, поближе познакомиться с подопечными. Деньги есть? Или он нашел их?

– У нас нет денег, – объяснил Коннелли, уселся на скамью и поморщился от боли. – Чертов Сайкс! Что еще скажешь?

– Вон там сидят ребята из центральных и западных округов, с побережья Ла-Манша, Уолдса и Уилдса, – объяснил Стенли, указывая в сторону нар незажженной трубкой. – Посредине – те, кого привезли из Дерби, Чешира, Стаффорда, Линкольна и Шропшира. В дальнем углу – Дарем, Йоркшир, Нортумбрия и Ланкашир. Ливерпульцы заняли дальний конец стола. Все они, кроме одного, ирландских кровей. Есть здесь и четверо черномазых, но их держат наверху, вместе с лондонцами. А валлийцев здесь нет, Тэффи. – Он обвел взглядом сундуки и мешки. – Если у вас там что-нибудь ценное, распрощайтесь с ним. Впрочем, может статься, – добавил он многозначительно, – мы с вами поладим.

– Скорее всего, – дружески согласился Коннелли. – Похоже, тут нам придется и спать, и есть?

– Ага. Тащите свое барахло сюда, места для дюжины как раз хватит. Тюфяки, на которых мы спим, свернуты и сложены под нары, туда же можно запихнуть и сундуки. На двоих приходится одно одеяло. – Он хихикнул. – Нас здесь держат в строгости, и если вы не прочь ублажить самих себя, на уединение не рассчитывайте. Все мы помогаем себе сами, после мистера Сайкса мужеложство не в почете. К тем, кто живет наверху, по воскресеньям пускают женщин – их называют тетями, сестрами или кузинами. Правда, нам это не по карману, мы слишком далеко от дома, а у кого есть деньги, те тратят их на джин. Шесть пенсов за полпинты – настоящий грабеж!