Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

– А я очень рад, что в трюм «Александера» попали грузы, а не мы, – произнес Ричард, отказываясь от бесполезной борьбы. – Посмотрите, что стало с моряками, когда они жили над самым трюмом. Трюмные помпы на «Скарборо» работают, и это опять-таки заслуга капитана. «Скарборо» командует капитан Маршалл, а нами – Эсмеральда, которому наплевать на трюмные помпы – только бы его стол ломился от еды. Все донные отсеки «Александера» забиты грязью.

К четвертому июля умер еще один человек, а на нарах, предназначенных для больных, уже лежало тридцать каторжников. По мнению врача Балмена, дело обстояло хуже, чем если бы весь трюм «Александера» был забит разлагающимися трупами. Разве мог хоть кто-нибудь выжить в таких чудовищных условиях?

На следующий день с «Сириуса» поступило два приказа. В первом говорилось, что с Джона Пауэра можно снять кандалы; он поступал в распоряжение мистера Боунза и мог вновь помогать матросам. Второй приказ вызвал острое недовольство лейтенантов Джонстоуна и Шарпа. Норма воды на каждого мужчину (женщины и дети получали меньше нормы) сокращалась с четырех до трех пинт, и это касалось матросов, пехотинцев и каторжников. Каторжникам следовало выдавать по пинте воды утром и две пинты – днем. При раздаче воды был обязан присутствовать морской офицер с двумя подчиненными и двумя каторжниками в качестве свидетелей; пехотинцы и каторжники должны были по очереди осуществлять надзор во избежание мошенничества и сговора. Трюмы велели запереть, возле бочек с водой выставить охрану. Ключи должны были храниться у офицеров. Воду для мытья посуды надлежало выдавать по утрам, как и воду для животных. Домашний скот поили обильно: на каждую лошадь или корову в день приходилось не менее десяти галлонов.

Три дня спустя череда штилей и штормов прервалась, задул юго-восточный пассат, несмотря на то что флотилия еще не пересекла экватор. Все мгновенно воспрянули духом, хотя старания придерживаться курса мешали кораблям преодолевать положенные сто миль в день. «Александер» тяжело врезался во встречные высокие волны, поскрипывая мачтами, «Скарборо» плыл параллельно ему, «Сириус» и «Запас» – чуть поодаль, а «Дружба», как всегда, впереди, в облаке брызг, словно собака, отряхивающаяся после купания.

Когда серебристые пуговицы на кителях Джонстоуна и Шарпа опять начали темнеть, а вонь распространилась не только по нижней палубе, но и по помещениям юта, оба лейтенанта и врач Балмен отправились к капитану. Выслушав подчиненных, капитан Синклер объявил их жалобы вздором. Его возмутило лишь то, что каторжники украли у него хлеб: за это капитан требовал беспощадно высечь их.

– Лучше благодарите небо за то, что они не украли ваш ром! – желчно процедил Джонстоун.

Капитан обнажил гнилые зубы в довольной ухмылке:

– Пусть этого опасаются на других кораблях, а мой ром останется при мне. А теперь ступайте, оставьте меня в покое. Я уже давно приказал Чипсу починить кормовую помпу – она засорилась. Поэтому на нижней палубе и стоит вонь.

– Но каким образом плотник может починить механизм из металла и кожи? – изумился Балмен.

– Молитесь, чтобы это ему удалось. А теперь убирайтесь прочь.

Балмен не выдержал. Просигналив флагами «Сириусу», он получил разрешение отправить шлюпку на «Шарлотту» за главным врачом экспедиции Джоном Уайтом. Под командованием лейтенанта Шарпа шлюпка скрылась в волнах – тяжелое парусное судно «Шарлотта» плелось позади остальных кораблей. Обратное плавание было нелегким: дрогнул даже несгибаемый лейтенант Шарп. Поэтому доктор Уайт прибыл на борт «Александера» отнюдь не в лучшем расположении духа.

– Бристольцы, вас ждут, – объявил Стивен Донован. – Мистер Уайт и мистер Балмен.