Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

Хотя на «Дружбе» впервые за время плавания подняли все паруса, легкое судно не могло угнаться за «Александером» и «Скарборо», покрывавшими за день не менее двухсот семи сухопутных миль. В начале второй недели декабря воздух потеплел; Шортленд приказал двум невольничьим судам сбавить ход, чтобы «Дружба» не отставала. Однажды утром над океаном сгустился белоснежный туман, в котором все вокруг казалось перламутровым, призрачным, прекрасным и вместе с тем зловещим. На всех судах пушки зарядили порохом и палили из них через равные промежутки времени, а один из матросов звонил в колокол «Александера», висящий на корме, делая длинные паузы между ударами. Из тумана доносились ответные выстрелы и звон колоколов «Скарборо» и «Дружбы», идущих параллельными курсами на расстоянии вытянутого троса. В десять часов туман начал рассеиваться, поднялся свежий бриз, и наступил прекрасный солнечный день.

В воде появились большие скопления плавучих водорослей – признак того, что земля уже близко, как утверждали моряки. А земля пока не показывалась, зато косатки вновь устремились за судами, плавали вокруг них, проскальзывали под днищами. Среди водорослей виднелись широкие длинные ленты рыбьей икры, но никто не знал, какие рыбы мечут ее. Где-то неподалеку находился остров Запустения[16], где капитан Кук однажды встретил Рождество.

Два дня спустя океанская вода превратилась в кровь. Поначалу ошеломленные и перепуганные пассажиры «Александера» решили, что это кровь убитого кита, но потом сообразили, что ни в каком левиафане не хватило бы крови, чтобы окрасить воду до самого горизонта. Эту тайну морских глубин им так и не удалось разгадать.

– Теперь я понимаю, – сказал Ричард Доновану, – почему вас так тянет в неведомые края. По своей воле я уезжал из Бристоля только в Бат – потому что это был мой привычный, знакомый мирок. Покидая свой мир, человек неизбежно заражается тягой к странствиям, ему приходится стать более сильным и зрелым, иначе ему не выжить. В людях очень сильна привязанность к родным местам. Вероятно, я и сам таков.

– Привязанность к родным местам – распространенное явление, Ричард. Но я избавился от нее – из-за нищеты и острого желания выбраться из ее трясины, покинуть Белфаст, разорвать все узы.

– Вы учились в благотворительной школе?

– Нет. Один добрый джентльмен взялся опекать меня и учить грамоте. Он справедливо утверждал, что знания – верный путь к процветанию, а пьянство – столь же верный путь в ад.

Воспоминания вызвали у Донована едва заметную улыбку. Опасаясь показаться назойливым, Ричард сменил тему:

– И все-таки почему вода стала красной? Вам когда-нибудь уже случалось видеть такое?

– Нет, но я слышал о воде, превращающейся в кровь. Матросы – суеверный народ, они верят, что красная вода – дурное предзнаменование, символ гнева Божия или дело рук сатаны. Но я считаю, что это такое же естественное явление, как желание совокупляться. – Донован выразительно пошевелил бровями и усмехнулся, заметив, как смутился Ричард. Он уже понял, что Ричарду ненавистны обвинения в ханжестве именно потому, что в глубине души он и вправду немного ханжа. – Должно быть, при извержении вулкана с морского дна поднялся красный ил. А может, эта «кровь» состоит из множества крохотных морских существ.

Порой на флотилию налетали шквалы, по силе не уступающие предыдущим. Во время одного из них «Александер» серьезно пострадал – впервые за все плавание. Короткие цепи, удерживающие деревянную рею на мачте, порвались, и парус, подвешенный к ней, свободно болтался в воздухе. «Скарборо» и «Дружба» замедлили ход и стали дожидаться, когда на «Александере» поймают и укрепят парус, а это было рискованное дело.