Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

– Я могу принести больше пользы в другом месте, сэр, – ответил Ричард. – Я умею точить пилы, топоры и остальные режущие инструменты. И кроме того, я умею делать разводку, а это не каждому по плечу. У меня есть некоторые инструменты, а если мой ящик найдется на каком-нибудь корабле, у нас будет все, что нужно. – Он прокашлялся. – Мне бы не хотелось брюзжать и наговаривать на тех, кто задумал экспедицию, сэр, но топоры слишком тупы и непрочны – как и лопаты, заступы и кирки.

– Это я и сам заметил, – мрачно подтвердил майор Росс. – Нас дурачат все кому не лень, Морган, – от скаредных офицеров адмиралтейства до подрядчика и капитанов транспортных судов, которые уже начали распродавать обмундирование, прочую одежду и парусину – в том числе и личные вещи каторжников. – Он собрался уходить. – Но я сам постараюсь найти ящик с инструментами, принадлежащий Ричарду Моргану. А пока потребуй у Ферзера все необходимое – шила, гвозди, молотки и проволоку. – Кивнув, он строевым шагом двинулся прочь, поправляя фуражку. Майор Росс неизменно имел лощеный вид, даже в ненастную погоду.

– Пришли ко мне Краудера и Дэвиса, и ты получишь все, что пожелаешь, – пообещал лейтенант Ферзер, уже проглотивший обиду.

Ричард сам привел к лейтенанту Краудера и Дэвиса, отобрал необходимые инструменты и материалы, чтобы закончить строительство жилищ для своих друзей и приступить к новым – для женщин-каторжниц.

Женщины-каторжницы вдруг стали предметом пристального внимания всех мужчин и одиноких пехотинцев, страдающих от продолжительного воздержания. Ночные свидания не смогла бы предотвратить даже усиленная охрана, тем более что сами часовые любыми способами стремились удовлетворить похоть. В довершение всего женщин в лагере было слишком мало, и отнюдь не все они соглашались ублажать изголодавшихся мужчин. К счастью, находились каторжницы, с радостью принимавшие гостей или торгующие собой в обмен на кружку рома или новую рубашку. Случаи насилия были редкими: далеко не каждая отваживалась сопротивляться назойливым ухажерам, а мужчины вовсе не желали принуждать строптивиц.

Но все представители власти, от губернатора до преподобного Ричарда Джонсона, ужасались, узнавая о ночных визитах в женский лагерь, и порицали их как гнусные, безнравственные поступки. Разумеется, сами они не были лишены общества женщин, пусть даже таких, как миссис Дебора Брукс или миссис Мэри Джонсон. Но в отношении каторжников и пехотинцев следовало что-то предпринять, и немедленно.

Товарищи Ричарда тоже украдкой ускользали из лагеря по ночам – все, кроме самого Ричарда, Тэффи Эдмундса и Джо Лонга. Джо хватало общества Макгрегора, Тэффи был сделан совсем из другого теста – он предпочитал одиночество, а близость женщин окончательно превратила его в женоненавистника. Товарищи считали его чудаком, а сам Тэффи по вечерам подолгу пел. Ричард не знал, по какой причине он также сторонится женского лагеря, – по-видимому, между ним и Тэффи было немало общего. Его вовсе не радовала возможность сблизиться с какой-нибудь женщиной после двух лет воздержания и трех лет, прошедших с момента знакомства с Аннемари Латур. После Аннемари его, непонятно почему, ни разу не охватывало возбуждение. Скорее всего дело было не столько в недостатке жизненной силы, сколько в остром чувстве стыда и вины, воспоминаниях об Уильяме Генри и множестве утрат. Но Ричард не знал причину своего аскетизма наверняка и не хотел знать. Какая-то часть его души умерла, а еще одна погрузилась в сон без сновидений. То, что происходило у него в голове, запрещало сношения с женщинами. Ричард и сам не понимал, ограничивает он себя или, наоборот, оберегает свободу, и самое главное, это его ничуть не печалило.

* * *