Путь Моргана - Колин Маккалоу (2000)

– Морган, у тебя и впрямь светлая голова. Ты уже выбрал себе помощников?

– Да, сэр, – двух каторжников из моего отряда. Коннелли будет вырезать имена, а Эдмундс – учиться точить топоры.

– Твой ящик с инструментами я пока не нашел.

Ричард опечалился.

– Очень жаль, – вздохнул он. – Они пригодились бы мне.

– Не отчаивайся, я продолжаю поиски.

Февраль принес грозы и штормы, переменчивые ветры с моря и множество жарких, влажных дней, к концу которых на юге или северо-западе в небе неизменно сгущались тучи. После южных бурь обычно наступала блаженная прохлада, а во время северо-западных выпадал град размером с яйцо и зной усиливался.

Фауна окрестных земель казалась каторжникам бедной – ее составляли различные виды крыс и миллионы муравьев, жуков, сороконожек, пауков и других кусачих насекомых. Зато в небе и на деревьях обитали огромные стаи птиц сказочной красоты. Здешние попугаи казались плодом богатого воображения – огромные белые с торчащими тускло-желтыми хохолками, серые с цикламеновой грудью, черные, радужные, светло-зеленые, пятнистые, красно-синие, зеленые и еще множества самых разных расцветок. Крупные бурые зимородки охотились на змей, ломая их позвоночник о ветки, и издавали звуки, напоминающие дьявольский хохот; одна из больших птиц, гнездящихся на земле, с хвостом наподобие греческой лиры, имела повадки павлина. Колонисты, сопровождавшие губернатора во время экспедиций в глубь материка, видели черных лебедей, орлов с размахом крыльев более девяти футов, ястребов и соколов. Над головами бесстрашно порхали крохотные вьюрки и крапивники – пестрые жизнерадостные пичуги. Все птичье царство поражало разнообразием цветов и оттенков оперения, а также звучными голосами. Некоторые птицы пели мелодичнее соловья, другие пронзительно кричали, голоса третьих напоминали звон серебряных колокольчиков, а громадные черные вороны издавали жуткие звуки, неизменно пугавшие англичан. Но вскоре колонисты с досадой убедились, что ни одна из множества птиц не годится в пищу.

Колонистам удалось увидеть и некоторых местных животных – преимущественно толстых, покрытых густой шерстью грызунов. Но кенгуру, о которых были наслышаны англичане, не приближались к лагерю – видимо, они были слишком робкими и пугливыми в отличие от громадных древесных ящериц. Эти ящерицы преспокойно бродили по лагерю, не удостаивая людей взглядами, и совершали набеги на офицерские палатки, превосходя дерзостью и прожорливостью самых голодных каторжников. Одна из таких ящериц, достигающая в длину четырнадцати футов и похожая на аллигатора, долго наводила ужас на колонистов.

– Интересно, как называется эта тварь? – спросил Ричард Тэффи Эдмундса, когда одна из ящериц важно проползла мимо их навеса, не повернув уродливой головы.

– По-моему, к ней надо обращаться «сэр», – откликнулся Тэффи.

Точильщикам всегда хватало работы – тупые топоры продолжали приносить со всех сторон, а к концу февраля разгрузили и пилы. На западном берегу бухты уже начали работать лесопилки, на восточном берегу под них рыли ямы, выбирая из земли многочисленные камни. Возникло новое затруднение: срубленные деревья, очищенные от коры, никак не удавалось распилить даже на горбыли. Их древесина не только истекала соком, но и была твердой, как железо. Пильщикам приходилось так тяжело, что губернатор распорядился выдавать им дополнительно хлеб и солод. Это вызвало возмущение у рядовых пехотинцев, забывших, что им выдают масло, муку и ром помимо хлеба и солонины. Пехотинцы бушевали, требуя отменить «привилегии» каторжников. Только благодаря майору Россу и строжайшей дисциплине их удавалось держать в узде, но основным средством убеждения служили розги, и вскоре пехотинцы вновь начали жаловаться – на то, что их подвергают порке чаще, чем каторжников.