Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

Что же такое сказал ему Колен, что побудило Кантора изменить свое решение? Какие-то смутные опасения все больше тревожили Анжелику. Когда она поведала о них Колену и сказала, что ей кажется, будто кто-то все время рыщет вокруг, пытается отравить, убить ее, он как-то вяло отреагировал на все это. Ему следовало бы усилить охрану, посты. А история с человеком, вооруженным свинцовой дубинкой, разве ее цель не была в том, чтобы направить подозрения на ложный путь? Амбруазина рассказала ей, что она слышала, как двое из людей Колена говорили, что в заливе у Золотой Бороды есть сообщники. Но правильно ли она поняла их разговор? Колен!.. Когда она рассказывала о судне с оранжевым вымпелом, он, казалось, не придал этому значения… И вдруг его сообщники!.. Мыслимо ли, что Колен их враг? «Нет! Это невозможно!» Убедив себя в этом, Анжелика облегченно вздохнула, но тут же вспомнила о враждебности Кантора. В чем причина? И что такое скрывал в себе ее сын, что ей, по всей видимости, никогда не удастся преодолеть?

Кантор только что появился на палубе и, опершись на поручни неподалеку от Анжелики, смотрел в сторону скрытой туманом суши.

— Ты хорошо нами руководил в этом путешествии, — сказала она.

Он пожал плечами, как будто желая выказать свое пренебрежение попытке задобрить его комплиментом.

— ..Кантор, что сказал тебе Колен, чтобы ты согласился сопровождать меня? — спросила вдруг Анжелика.

Он повернулся, посмотрел на мать своими зелеными глазами, и она восхитилась его юношеской красотой. Радужное свечение тумана смягчало черты его лица и подчеркивало молодой, стройный силуэт и вьющиеся волосы. Это был еще ребенок, трогательный в смелости и суровости, которые он противопоставлял безумному и жестокому миру.

— Он сказал, что я должен ехать, чтобы оберегать вас, — неохотно произнес Кантор с видом человека, не принимающего всерьез этот предлог.

— Вы считаете, что я не в состоянии позаботиться о себе сама? — спросила Анжелика с улыбкой, положив руку на рукоятку пистолета.

— Я не оспариваю, что стреляете вы хорошо, — сказал Кантор высокомерно, — но есть другие опасности, о которых вы не догадываетесь…

— Какие?.. Говори… Я слушаю.

— Нет, — ответил Кантор, тряхнув пышной шевелюрой.

— Если я скажу вам, кого я подозреваю, вы не согласитесь, рассердитесь и будете считать, что я ревнивец и болван… Значит — не стоит.

Кантор ушел. Кого он имел в виду? Кого не осмелился обвинить? Берна, Маниго?.. Колена или.., своего отца?.. Он такой бескомпромиссный… Она почувствовала, что в нем действительно есть нечто такое, что ей никогда не удастся перебороть.

Как странно и суетно устроена жизнь… Однажды, в минуты безграничного счастья, она зачала ребенка. И вот этот ребенок, превратившийся в мужчину, стоял перед ней, как совсем чужой человек, который помнил только об огорчениях, а не о радостях, полученных от матери.

Туман растекался вокруг Анжелики, осыпая ее волосы переливавшимися всеми цветами радуги жемчужинами… Закутавшаяся от холода в плащ Анжелика чувствовала, как в ее сердце снова нарастает тревога, которая немного рассеялась после отплытия из Голдсборо. На палубе появилась Амбруазина в черном плаще с красной подкладкой. Красный цвет гармонировал со слегка подкрашенными губами, черный — с ее глазами, а лилейная бледность ее лица

— с окружавшим судно белоснежным туманом. Выглядела она менее растерянно, нежели в прошедшие дни.

Католический поселок Порт-Руаяль, где было, по меньшей мере, два очень набожных священника, посещали многие проезжие верующие. Как говорили, здесь царила обстановка патриархального согласия между дворянами-землевладельцами с одной стороны и предприимчивыми, умными крестьянами с другой. Амбруазина заметила, что Порт-Руаяль подошел бы ей больше, чем Голдсборо, с его смешением людей разных вероисповеданий и разного происхождения.

Анжелика сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться ей.