Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

— Ну, все в порядке! Я рада, вы достойны его, хочу я сказать. Вы та женщина, которая ему нужна. Кому? Графу де Пейраку, черт возьми! Меня это беспокоило. О вас столько рассказывали. Говорили, что вы очень красивая. Даже слишком красивая. Это меня пугало. Очень красивые и при этом благородные женщины часто оказываются потаскухами. Он был здесь у нас еще вначале, когда разведывал, до того, как привез вас из Европы. Это особый человек.., как это сказать.., других таких не бывает. Он выше всех, выше даже, чем вот этот, — сказала она, показав без стеснения на Виль д'Авре. — В нем есть что-то такое, из-за чего у всех без исключения женщин возникает желание, чтобы он хотя бы немного проявил к ним интерес, ну, скажем, просто посмотрел на них.., так, как он умеет смотреть. Это очень странное ощущение: сознаешь, что он на тебя смотрит, и сразу становишься чем-то, кем-то особым.., или, скажем, он улыбнулся тебе, произнес лишь одну фразу, например, такую: «У вас, Марселина, очень милый дом. Вы дали ему душу…» И после этого ты растешь в собственных глазах… Говоришь себе: «Да, правда, я дала душу своему дому, и люди это чувствуют…» Я думала, что не существует женщины, которая могла бы стать женой такого человека. Женщина может быть ему нужна лишь для временного развлечения. Он не из тех, кто может жениться лишь для того, чтобы его обслуживали, чтобы показывать свою жену в салонах… И я говорила себе также, что уж никак не за морями, не в диких странах он сможет найти свою редкую птицу… И вот я узнаю, что в Голдсборо появилась графиня де Пейрак. Меня разобрало такое любопытство, что еще немного, и я готова была специально отправиться туда, чтобы посмотреть, что вы собой представляете. А сейчас я вас увидела. И я удовлетворена. В жизни все-таки происходит что-то хорошее.

Анжелика с первых слов поняла, что Марселина говорит о Жоффрее. И нескрываемый энтузиазм, с которым эта женщина выражала свои мысли, доставил ей такую радость, что она едва сдерживала слезы на глазах. И она увидела ЕГО здесь, когда он сюда приехал, одинокий, брошенный близкими, изгнанный из королевства из-за единственного греха: он обладал незаурядным умом и величием души. И сердце Анжелики наполнилось любовью и тоской по нему. Она была тогда далеко отсюда, во Франции. Ее преследовали, как дикого зверя. А он был здесь, потеряв надежду когда-нибудь снова ее увидеть. Оба были несчастны, так как думали, что никогда уже не смогут найти утешения на этой земле. Чудо, которое вновь их соединило, приняло вдруг неземные размеры. Увидев слезы в глазах Анжелики, Марселина с беспокойством замолчала.

— Извините меня, — сказала Анжелика, вытирая ресницы. — То, что вы говорите, так задевает меня за сердце! Я не могу выразить, как ваши слова меня тронули. И кроме того, я испытываю сейчас такое беспокойство о муже.

— Все образуется, — сказала Марселина с добротой в голосе.

— Господин губернатор мне все рассказал. Вы хотите встретиться с мужем на берегу моря, но вы не можете продолжать ваше путешествие из-за раны на ноге… Наберитесь терпения! Может быть, мы сможем скоро что-нибудь о нем узнать. Мой сын Лактанс сейчас в Тормантине, он повез туда товары. Вернется он завтра или послезавтра, если он видел там господина де Пейрака, то он нам об этом скажет.

Эта новость несколько успокоила Анжелику.

От Марселины поистине исходило нечто животворное и вселяющее уверенность. Особенно после того, как она сказала: «Все образуется».

Они весело перекусили пирогом с дичью, запивая его сидром.

Виль д'Авре прочел Анжелике письмо, которое он посылал в Квебек, чтобы сообщить о недостойном поведении братьев Дефур. Письмо начиналось так:

«Ваше превосходительство!