Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

Разве она забыла о черных мессах, тайно организуемых по ночам в Версале, когда карлик Баркароль провожал ее и охранял от покушений на ее жизнь со стороны маркизы де Монтеспан? «Тогда я была менее уязвимой, менее чувствительной к человеческой мерзости…» Здесь, в этих девственных местах, опьяненная истинной и ослепительной любовью, она начала забывать о тех временах. Ее жизнь приобрела иной смысл, стала более полной, более здоровой, более созидательной, более соответствующей ее натуре. Намерены ли «они» преследовать ее даже здесь, чтобы заставить расплачиваться за прежние заблуждения? Это казалось настоящим кошмаром. Здесь, на краю земли, в этом царстве непорочности?! Сквозь открытое окно она увидела индейца Пиксарета, который охранял ее. Другой мир, другие люди. Недалеко отсюда спал ее сын Кантор. Она подумала об Онорине.., о Северине, о Лорье, о маленькой Элизабет в ее деревенской колыбели, об Абигель… Она быстро встала с постели, чтобы пойти посмотреть на звезды, черпая в этом созерцании чистого ночного неба так необходимую ей сейчас силу.

— Нет, «они» нас не одолеют…

Она не переставала думать о Жоффрее де Пейраке, выделяя его из всех людей, с которыми ей пришлось встречаться. Он был единственным, с кем она мыслила совместную жизнь, с кем могла заключить духовный договор о дружбе и любви. Это усугубляло их одиночество среди других людей, но позволяло им также не сбиться с пути и идти вперед той дорогой, которая была предназначена им судьбой.

«Как я могла столь долго жить без тебя?.. Без тебя, единственного, кто знает обо мне все.., кто сознает, что я подобна тебе, хотя я женщина, а ты мужчина. Были ли в моей прошлой жизни такие моменты, где бы ты не присутствовал? Нет, не были, так как твой образ позволял мне, несмотря на мои слабости женщины, не затеряться в стаде других людей и не смешаться с ним…» В конце дня она отправилась в сопровождении Пиксарета и Кантора в усадьбу Марселины Реймовдо. Братья Дефур Уже были там, облаченные в свои суконные фраки и туфли с застежками, которые они доставали из сундуков не чаще, чем раз в год. Они держались более или менее достойно и непринужденно, ведь на этот раз они были просто обязаны понравиться губернатору.

Утром они присутствовали на богослужении в часовне отшельника, этого седовласого монаха-реформата, одетого в серую сутану. Без особого удовольствия, но громкими голосами они пели псалмы.

— Это просто ужас, — сказал Виль д'Авре, выходя из часовни. — Из-за них у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. О, дорогая моя, вы услышите пение во время церковной службы в Квебеке! Хор в соборе и хор в церкви иезуитов…

— Вы, я смотрю, уверены, что мы будем в Квебеке… Я думаю, что это не представляется в настоящее время реальным. Сейчас сентябрь, и я не знаю, где находится мой муж… И в любом случае я не могу провести зиму так далеко от маленькой дочки, которую я оставила в отдаленном форте на границе с Мэном…

— Возьмите ее с собой! — сказал Виль д'Авре, как будто это было так просто сделать. — Урсулинки обучат ее азбуке, и она будет кататься на коньках по льду залива Святого Лаврентия…

***

Несмотря на все соблазны предстоящего праздника, который привлек сюда всех окрестных акадийцев, в том числе нескольких английских, вернее, шотландских колонистов, а также «знать» соседних племен, Анжелика не испытывала особого удовольствия от того, что ей придется на нем присутствовать.

Она была далеко не в том душевном состоянии, в каком находилась два месяца тому назад в Монегане. Какое приятное воспоминание! Она прыгала через костер, зажженный в честь Святого Иоанна, чтобы изгнать злых духов и пуститься затем в сумасшедший пляс с баскским капитаном Эрнани д'Астигуерра под осуждающими взглядами иезуита Джека Мэуина и пастора Томаса Пэтриджа. И того и другого сегодня уже не было в живых!.. Какой ужас! Когда, наконец, кончится это проклятое лето?!.