Разумеется, этим застывшим схемам суждено было исчезнуть. К концу книги проходимец становится романтичным мужчиной, жиголо влюбляется в диву, а та оказывается взбалмошной, конечно, но трогательной женщиной. Светская львица проявляет себя как человек достойный и проницательный, продюсер же – чуток и обаятелен и т. д. Оставалось разобраться лишь с тремя противными упрямцами: издателем газеты, пианистом, восходящей звездой. И что же! Еще тридцать страниц – и я всех их оправдала. Может быть, потому что сама оптимист от природы или у меня снисходительное воображение. Что ни говори, а мне всегда было безумно трудно включать в свои произведения злых героев, которые таковыми и остаются, точнее, меня они не привлекали. Сартр сказал мне однажды, что очень умные люди не бывают злыми, злость предполагает ограниченность, априорную глупость, и, к моему изумлению, время лишь подтвердило правоту этих слов. С учетом вышесказанного оценки такого рода, как «развлекательная терпимость», возмущают меня особенно.

На этом и остановимся. Я не хочу, не могу изложить на двух страницах злоключения двенадцати героев, пережитые во время двухнедельного круиза. Время таких романов, как «Через месяц, через год», прошло. На сей раз, чтобы развлечься, моим героям понадобилось 560 страниц. Что определило ясность изложения; я строго прослеживала сюжетные линии, связанные с моими двенадцатью персонажами, и наконец-то, для того чтобы не путать их, у меня в запасе оказалось достаточно страниц. Двенадцать раз я переписывала начало, каждый раз – по сто страниц, и эти наброски, к сожалению, сохранил Жан-Жак Повер. Всего 1100 страниц, и всегда роман начинался одинаково: «Наступили последние летние дни… Желтое беспощадно палящее солнце, как в детстве…» – 1100 страниц, и я не уверена, что оставила в книге лучшие из них.

Но критикам книга понравилась, у «Женщины в гриме» появились и до сих пор остались свои поклонники. Я сама слышала, как многие из них умирали со смеху во время чтения романа, и была в восторге, радовалась этому как награде за мое упорство и творческую увлеченность. Я столько работала над романом «Женщина в гриме» с его кипой страниц, что для меня (так же как для Изабель, одурманенной книгой не меньше меня) оказалось мукой написать слово «Конец». Точнее, я снова принималась за дело, хотя все было уже написано и пора было ставить точку, возвращалась к середине книги из-за пришедшей в голову фразы, которая потом всплывет на первой странице «Застывшей грозы» (в моем перечне – следующий роман). Я жила тогда на улице Алезиа у Орлеанских ворот в небольшом обветшалом доме и арендовала нижний этаж в другом совсем уж смешном домике в Сите Флореаль, где жила упомянутая Изабель со своими блестящими солнечными очками и трескучей пишущей машинкой.

Именно там я не смогла написать слово «Конец», завершающее роман «Женщина в гриме». И это удивительно, ведь в отличие от других книг, о которых я вспоминаю с тоской, «Женщина в гриме», несмотря на похвалы и критические отзывы, сопровождавшие ее появление, повисла на мне потом, как бродячая собака, которую не удается прогнать. К счастью, круиз был рассчитан всего на две недели: продлись он три месяца, я до сих пор распутывала бы нити интриг на борту «Нарцисса»!