Зимняя песнь - С. Джей-Джонс (2017)

– Этого, – промолвил Ганс, но в его голосе я уловила неуверенность. Опаску, отвращение. – Конечно же, этого, Лизель.

Я оттолкнула его. В жилах у меня клокотала ярость, волной поднималось жестокое разочарование.

– Лизель, прошу тебя! – Ганс потянул меня за рукав.

– Пусти. – Голос мой прозвучал пусто и безжизненно, отражая мое внутреннее состояние.

– Не держи на меня зла. Просто я… Я думал, ты чистая. Невинная. Не такая, как те, другие девушки – доступные, распущенные.

Я оцепенела. Кете. Сухо спросила:

– Вот как? И что же это за «другие девушки»?

Ганс нахмурил брови.

– Ну, другие, – уклончиво ответил он. – Лизель, они для меня ничего не значат. На девицах такого сорта не женятся.

Я влепила ему пощечину. До этого я ни на кого не поднимала руку, но сейчас ударила Ганса со всей силы так, что у меня загорелась ладонь.

– И к какому же сорту ты относишь меня? – прорычала я. – Какую девушку готов взять в жены, а Ганс?

Он залепетал что-то невнятное.

– Когда ты сказал «чистая», то имел в виду «некрасивая». «Невинная» в твоих устах означало «безобразная».

Я швырнула в него эти слова во всей их уродливой правде, открыв миру того Ганса, каким он был на самом деле. Я наполовину ожидала, наполовину хотела, чтобы он отреагировал на мой выпад, схватил меня за руку и гневно крикнул, что я забываюсь. Вместо этого он мелко попятился, а его руки безвольно, покорно повисли вдоль туловища.

– Когда-то меня влекло к тебе, – я презрительно скривилась. – Я считала тебя, Ганс, достойным человеком. И в глубине души до сих пор так считаю. Однако меня ты недостоин. Ты – всего лишь красивая ложь.

Ганс потянулся ко мне, но я обхватила себя за плечи.

– Лизель…

Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Как там говаривал твой отец?

Ганс молча отвернулся.

– Что толку бежать, если ты на неверном пути?

Уродливая правда

Я бросилась в комнату Констанцы.

Мне следовало пойти к бабушке гораздо раньше – сразу, как я вернулась из леса, сразу, как поняла, что Кете похитили. А я, не имея смелости или желания взглянуть в глаза уродливой правде, оставила Констанцу маячить где-то на краю сознания. Горькая вина подкатила к горлу, полилась из глаз.

Дверь в комнату оказалась закрыта. Я занесла руку, собираясь постучать, и вдруг раздраженный голос произнес: «Входи, дева, ты и без того долго мешкала». Так оно и было.

Я распахнула дверь. Констанца сидела в своем кресле у окна, глядя на дальний лес.

– Как ты узнала, что я…

– Те из нас, кого коснулась длань Эрлькёнига, узнают своих. – Она повернулась и устремила на меня взор темных, проницательных глаз. – Я ждала тебя не одну неделю.

Не одну неделю? Прошло так много времени? Я пыталась считать дни, проведенные в этой фальшивой реальности, но они сливались друг с другом, превращаясь в бесконечное, неразрывное целое.

– Тогда почему не пришла ко мне сама?

Констанца пожала плечами.

– Кто я такая, чтобы соваться в его дела?

С моих губ были готовы сорваться злые упреки. Я проглотила их, но часть все же пробилась наружу сдавленным язвительным смешком.

– И ты позволишь ему изменить тот мир, который мы знаем? Позволишь Эрлькёнигу выиграть?

– Выиграть? – Бабушка стукнула тростью об пол. – Если речь идет об Эрлькёниге, нет ни выигрыша, ни проигрыша. Есть только жертвоприношение.

– Кете – не жертва!